Историю о том, как YouTube вначале заблокировал организованный Украина.ру показ фильма «Суицид международного масштаба: неприятная правда о гибели МН17 в небе над Донбассом», а затем (по требованию Роскомнадзора) частично вернул к нему доступ, коллеги рассказали подробно

Поэтому я на ней останавливаться не буду, сосредоточусь на нескольких вещах, со всей очевидностью вытекающих из этого казуса.

Во-первых, попытка цензурирования материалов СМИ имеет долгосрочный обратный эффект. Запретный плод сладок, поэтому люди начинают искать запретные материалы.

Обратите внимание на то, сколько в Интернете заголовков вроде «Это скрывали от нас двести лет», «Ролик, который запретил Кремль и его уже изымают отовсюду. Смотри быстрее!», «Правда, которую нам не говорили» и т.д. А под заголовками в лучшем случае какая-то общеизвестная банальность, в худшем — обычная реклама.

Производители заголовков давно поняли, что человек падок на «секретность», «разоблачение обмана» и нечто «запрещённое». Уже в эпоху печатной прессы ходил анекдот. Мальчишка-газетчик кричит:

— Сенсация! Двести человек бессовестно обмануты!

Проходящий мимо джентльмен покупает у него газету, бегло просматривает её и возмущённо говорит: «Мерзавец, где же твоя сенсация?» А мальчишка уже бежит дальше и кричит:

— Сенсация! Двести один человек бессовестно обмануты!

Впрочем, с газетами было проще. В большинстве случаев (в киосках) перед покупкой их можно было просмотреть. В интернете же нужен только клик, а клик производится в тот момент, когда вы клюнули на заголовок. В результате бывают и сотни тысяч, и даже миллионы людей, бессовестно обманутых очередной пустышкой. И всё равно люди за разом раз бросаются читать скандальные новости и «секретные» материалы.

Таким образом, скандал вокруг фильма, затеянный модераторами YouTube, должен принести ему дополнительные просмотры. Так что с этой точки зрения цензура достигает диаметрально противоположного эффекта.

Но эта слабость цензуры действует только в том случае, если тема актуальна на протяжении длительного времени. В случае же краткосрочной или даже среднесрочной актуальности начинает действовать следующий пункт.

Во-вторых, цензура, неэффективная в случае, если что-то необходимо скрыть вообще, чрезвычайно эффективна, если надо всего лишь задержать распространение какой-либо информации. Например, распространение компромата на кандидата после выборов можно не ограничивать. Главное, чтобы его не прочли до выборов. Аналогичным образом доступ к важной информации, способной повлиять на содержание решения, должен быть ограничен до его принятия. Когда же решение уже принято, можете читать и кусать локти, что-либо изменить ваше новое знание будет уже не в состоянии.

Таким образом, как видим, цензура может быть вполне эффективным способом политической борьбы, если применять её грамотно и дозированно. Однако есть и ещё один вариант цензурирования, с ним-то мы в данном случае и столкнулись.

В-третьих, в течение достаточно продолжительного времени может быть эффективной тотальная цензура. Тотальная цензура — свидетельство критической слабости системы, её последний барьер перед крушением. Чем дольше тотальная цензура и другие паллиативы откладывают разрешение системного кризиса, тем он становится разрушительней. Общество, привыкшее жить в мире кривых зеркал и верить, что именно это и есть реальность, внезапно понимает, что верило в симулякр. После этого оно на длительное время в принципе утрачивает веру — как в своих лидеров, так и в СМИ, теряя прежние жизненные ориентиры и способность выработать новые.

Задача возможно более раннего разрушения любой системы политической цензуры соответствует интересам как самого страдающего от цензуры общества (ибо оно не может адекватно оценивать окружающую действительность и принимать верные решения), так и обществ, его окружающих. Для них общение с подцензурным соседом напоминает проживание в одной квартире с шизофреником. Он постоянно улыбается, но в любой момент может броситься на вас с ножом.

Подчеркну, что речь идёт именно о политической цензуре, поскольку цензура в области искусства, литературы и морали очень даже полезна и необходима. Без неё рождаются общества перманентной толерантности, в которых приоритетом является не норма, а извращение, а в области искусства полотна Леонардо и Рафаэля заменяются «инсталляциями» из пивных банок и цветными кляксами на бумаге, которые коммерция от искусства выдаёт за шедевры мирового значения.

Так вот, наши «друзья» американцы в плане цензурной вакханалии далеко переплюнули СССР, который они называли «тоталитарной державой». В СССР довольно неэффективная политическая цензура соседствовала с довольно эффективной цензурой в областях морали и искусства. Американцы от цензуры морали и искусства отказались. Любое извращение — бизнес. Чем больше извращенцев, тем больше бизнес. Поэтому ты лично можешь думать, что хочешь, но выступать против гипертолерантности не имеешь права. Не потому, что американские элиты так уж любят представителей разного рода нестандартных ориентаций, а потому, что обслуживание извращенческой субкультуры приносит значительно большие доходы, чем ориентация на традиционные ценности.

Поэтому американцы отменили все запреты в области морали и «запретили запрещать», с остальным извращенцы сами справятся. В этом отношении они ничем не отличаются от обычных хулиганов. Те тоже, если знают, что за антиобщественные действия последует немедленное наказание, ведут себя более-менее пристойно, не афишируя свои «ценности». Свободные от общественного осуждения представители извращенческих субкультур начинают агрессивно навязывать свои взгляды обществу. Осудить же их нельзя, ибо это цензура.

При этом, отказавшись от цензуры в областях культуры, искусства и общественной морали, американцы ввели у себя жёсткую политическую цензуру. В 1960–1970-е годы политическая цензура в США была действительно сведена к минимуму. Америка настолько доминировала в мире, была настолько недосягаема в военном и экономическом плане, обеспечивала своим гражданам настолько высокий уровень потребления, что необходимости в жёсткой цензуре почти не было. Конечно, некоторые аспекты жизни советского общества подавались в США в гипертрофированном виде, но в целом американские элиты боролись за свободное распространение информации, ибо были уверены, что сравнение будет в их пользу.

Сейчас даже президент США оказывается не свободен от цензуры, причём цензуры наглой, имеющей целью повлиять на результаты президентской избирательной кампании. Трампу блокировали возможность выступления на ведущих телеканалах США. Его посты удаляли Твиттер и другие социальные сети. Блокировалось распространение любой информации, невыгодной его оппоненту. Если такое происходит с президентом США, сложно себе даже представить, как цензурируется любое правдивое сообщение о России, которую нынешние США видят даже более опасным своим врагом, чем был СССР, поскольку сейчас Москва на взлёте, а Вашингтон в упадке.

На всё это можно было бы плюнуть и сказать: «Хотят жить в Королевстве кривых зеркал, пусть живут». Им же, мол, хуже будет, когда иллюзия рассеется, и тем хуже, чем позже она рассеется.

Проблема только в том, что США до сих пор, может, и не первая уже, но и не вторая военная держава мира. Её ядерный арсенал — угроза всем. Это не шизофреник с ножом и даже не обезьяна с гранатой, это уверенный, что ему ничего не будет за любое преступление (поскольку он особый), и ненавидящий весь мир (поскольку он «не такой») сумасшедший извращенец с ядерным арсеналом.

Американская политическая цензура должна быть уничтожена ради безопасности человечества. Вопрос: как это сделать? К сожалению, мы не можем в ближайшее время запустить действенные альтернативы американским общественным информационным платформам. И закрыть их не сможем. Да это и неэффективно, поскольку закрыли бы мы их на своей территории, а главный удар американской цензуры направлен на американцев.

Думаю, что в ближайшее время у нас есть только один способ воздействия на американские СМИ, зато весьма действенный. Американцы сами придумали два механизма, которые могут помочь вернуть их в реальность. Первый — штрафные санкции по любому поводу, несоизмеримые с поводом и не имеющие ничего общего с реальными потерями или пострадавшими. Их применяют, чтобы наказать «не таких». Второе — экстерриториальное судопроизводство. Американцы считают, что решение любого их провинциального суда обязательно к исполнению во всём мире. После внесения изменений в Конституцию России её национальное право является приоритетным по отношению к международному. Но Конституция — очень общий документ. Она не конкретизирует особенности правоприменения.

Теоретически приоритетность российского законодательства действует лишь в пределах российской юрисдикции, но ведь американцы же догадались, что их юрисдикция может быть распространена на весь мир — куда руки дотянутся. Если исходить из принципов паритетности и зеркальности, то российское право для того, чтобы обеспечить приоритетность национального законодательства по отношению к международному, должно действовать как минимум в тех же условиях и объёмах, что и американское.

То есть любой российский суд может отменить решение любого американского суда, если оно задевает интересы российских граждан или компаний. Неисполнение решений российского суда должно влечь за собой наложение санкций на все физические и юридические лица, в том числе действующие в юрисдикциях третьих стран, которые виновны в неисполнении или своими действиями способствовали неисполнению решения российского суда.

Поскольку экономические санкции Россия не всегда может ввести без ущерба для себя (для ЕС и США это тоже характерно, как показала история санкционной политики Запада начиная с 2014 года), имеет смысл ограничиться персональными санкциями против физических лиц, а также штрафами в отношении лиц юридических (впрочем, штрафы, равно как и тюремные сроки, можно, в том числе и заочно, выписывать и физическим лицам, особенно злостно подрывающим российские интересы). Штрафы не могут быть ограничены какой-то разумной цифрой. Наоборот, как американские штрафы, выписанные «Фольксвагену» и ряду европейских банков и компаний, они должны исчисляться десятками и сотнями миллиардов долларов.

Борьба с цензурой в данном контексте будет частным, но важным случаем. Штраф, выписанный банку, отказывающемуся кредитовать «Северный поток — 2» или ещё какой-то российский проект, может трактоваться как недобросовестная конкуренция. Но можно ли выступать против многомиллиардного штрафа СМИ, замеченного в посягательстве на свободу слова? Мы ведь знаем, что свобода слова — это святое (американцы рассказали).

Конечно, поначалу реализовать подобного рода политику штрафных санкций будет достаточно сложно. У США потому и получалось, что их санкции так или иначе поддерживала значительная часть государств планеты. Но надо иметь в виду, что американцы вступили в жёсткую конфронтацию с Китаем и Пекин будет рад получить дополнительный механизм воздействия на Вашингтон. Американцы угрожали экономическими и финансовыми санкциями за «неправильную торговлю» Индии, Турции, Пакистану и даже своим европейским партнёрам. В общем, в мире есть достаточно большое количество стран и отдельных политиков, американцами обиженных, но не готовых пока выступать против США как державы. А вот против YouTube выступить, да ещё в защиту свободы слова, вроде как не проблема.

Конечно, на данном этапе в большинстве случаев американские компании поторгуются и проблему закроют: вряд ли кто-то, кроме России и Китая, готов сегодня на прямой конфликт с США. Но «закрыть тему» где-то в третьей стране — это тоже проблемы и расходы. Каждый потребует хоть маленькой, но уступки, и со временем требования будут возрастать. И пусть американские редакторы и модераторы думают, станет ли их держать на службе компания, если они принесут ей десяток подобного рода судебных дел. А заодно пусть подумают о том, что Россия (а особенно такие штуки любит Китай) может перенять у американцев ещё и опыт охоты на иностранных граждан по всему миру. Приехал какой-то модератор Гугла в Таиланд на отдых, а его там, по ордеру какого-нибудь Нахабинского суда, цап-царап — и в тюрьму, до решения вопроса о выдаче России по существу.

Конечно, начинать всегда сложно, но наше дело правое, враг будет разбит, и на обломках Вашингтона напишут наши имена.

Ростислав Ищенко