Первые музыкальные коллективы появились практически одновременно с самими концентрационными лагерями. Трудно себе представить, как узники, испуганные и измождённые, брали в руки музыкальные инструменты и начинали играть. Баха и Бетховена, джазовые композиции, марши и мелодии из фильмов. Но ещё труднее себе представить чувства тех, кто слушал эту музыку, а слушателями были другие узники.

Однако немецкое командование заботило вовсе не культурное развитие пленников, у оркестров была совсем другая задача.

Оркестры в плену

Вряд ли кто-то из музыкантов, попавших в лагерь, мог предположить, что он будет здесь играть. Однако очень быстро после создания сети концлагерей стали появляться и первые оркестры. Как утверждали сами пленники, самые первые инструменты были изъяты у местных жителей или же присланы родными узников из дома. Первые репетиции, начавшиеся в январе 1941 года, проходили в подвале лагерного публичного дома, а к музыкантам отношение было практически таким же, как и к женщинам, ублажавшим нацистов.

Многие изъявляли желание оказаться в составе оркестра. Несмотря на то, что репетировать приходилось в нечеловеческих условиях, это было легче, чем на тяжелейших физических работах. Первый мужской коллектив возглавлял Франц Нирыхло, узник, игравший на гобое. После того, как его освободили и отправили в армию, это место занял Адам Копыцинский, всячески помогавший другим узникам. Был в Освенциме и женский коллектив, основанный Марией Мандел, его репетициями руководила скрипачка Альма Розе, погибшая впоследствии в лагере.



Музыкальные оркестры, по сути, играли любую музыку, и классику, и блюз, и популярные мелодии. Выбор репертуара, как правило, зависел от предпочтений лагерного начальства, однако Бах и Бетховен были обязательны, так как служили подтверждением превосходства арийцев, марши тоже разучивались обязательно, потому что в этом случае они являлись прекрасным инструментом для управления людьми. Ну а все остальные жанры услаждали слух надсмотрщиков.



Кроме того, в бараках были свои музыкальные коллективы, конечно, нелегальные. Вот в их исполнении звучала музыка, которая нравилась узникам, правда, когда немцы узнавали о музыкальных встречах, виновные тут же несли наказание. Пленников заставляли петь во время избиений или же тяжёлой и совершенно лишённой смысла работы. Представители религиозных организаций должны были петь немецкие гимны, коммунисты – «Интернационал». А вот национальным меньшинствам приходилось учить песни с оскорблениями в свой адрес. Впрочем, именно в этом и заключалась основная миссия оркестров Освенцима.

Музыка как пытка

Женский оркестр в Освенциме.


Основной задачей, стоявшей перед музыкальными коллективами концлагерей, были пытки. Узники вынуждены были слушать музыку выходя по утрам на работу и возвращаясь вечером в барак. Мелодии буквально врезались в сознание вместе со всеми остальными звуками: стонами, лаем сторожевых псов, ударами палок и окриками надсмотрщиков. Оркестры встречали вновь прибывших узников и обескураживали их. Новых пленников выгоняли из вагонов и под музыку выстраивали в колонну, одновременно не скупясь на удары. Одних тут же отправляли в лагерь, а других… сразу в крематорий.


Женский оркестр и его создательница Мария Мандел, начальник концлагеря.

Звучавшая музыка была фоном для стонов, рыданий и криков тех, кого пытали нацисты. Последние же при помощи музыки набирались куража и изощрённости, а музыканты вынуждены были играть, обливаясь порой слезами, потому что в это время умирали их близкие. Потому что во время плановых экзекуций по воскресеньям музыканты тоже обязаны были играть. При этом оркестр всегда играл в прямом смысле слова под дулами автоматов, каждый раз они стояли в окружении эсэсовцев, державших наготове заряженное оружие.

Приходилось музыкантам и развлекать своих палачей, когда те организовывали вечеринки. Нацисты приобретали для оркестров самые лучшие инструменты, а музыканты подали с ног от голода. Мужчины при этом не освобождались от дневной работы и репетировали после смены. Получали они за это, в лучшем случае, несколько дополнительных граммов хлеба, пару сигарет и очень редко – пару глотков коньяка. Женщины играли практически с утра до поздней ночи, от дневных работ они были освобождены.



Надзиратели считали музыкантов расходным материалом, а такие же узники, как они сами, смотрели на участников оркестра с нескрываемым презрением. Множество музыкантов погибло в концлагерях, а выжившие никогда больше не брали в руки инструменты. Для них музыка была пыткой, и они предпочли навсегда разучиться играть. Музыка так и не перестала у них ассоциироваться с бесконечными мучениями, стонами, криками и физической болью, не говоря уже о боли моральной. Перед их глазами всю жизнь стояли лица тех, кто умирал, пока они играли.

источник