Как все мы, наверное уже успели привыкнуть, звезды эстрады, театра и экрана в Советском Союзе неимоверно страдали. Им не хватало всего и всякого: от свободы самовыражения до свободы слова, но отдельные страдания доставляло несоответствие трендам мировой моды.

И тут Варлей решила вспомнить не в общем русле про своё. И тут началось!

Собственно, вот та самая цитата, которая всколыхнула глубины страданий и погнала волну:

Лгут те, кто пишет или говорит о «серой, бедной жизни в советское время»! В свободные дни, часы, минуты – мы не отдыхали, а бегали по театрам, выставкам, музеям, просиживали в читальных залах, не пропускали новые программы в цирке и кинопремьеры… Мы сорвались с занятий и всем курсом поехали в кинотеатр «Мир», рядом с цирком на Цветном… Красивый и нежный фильм о несостоявшейся любви с щемящей музыкой Мишеля Леграна…

Но какое это имело значение, если с галёрки мы смотрели, например, спектакль «Королевского Шекспировского театра» с Лоуренсом Оливье в главной роли?!.. Мы впитывали в себя как губки всё, что успевали увидеть и услышать. Мы пропадали в музее имени Пушкина и в Третьяковке. Мы ходили в забитый до отказа зал Политехнического музея, где читали свои стихи молодые Окуджава, Ахмадулина, Евтушенко, Вознесенский, Рождественский, Петя Вегин, Инна Кашежева, Римма Казакова…

Можно было прийти ночью к памятнику Маяковскому, где эти поэты – а с ними и малоизвестные, и самодеятельные, – часто до утра читали свои стихи… Неправда и то, что «было нечего носить»! Да, не было куч шмотья. Мало того, было неприлично «страдать вещизмом» – это считалось мещанством. Но если нужно было красиво одеться – был бы вкус! Прекрасные ткани страна производила – не только на экспорт. В ателье-люкс шили недорого и хорошо. Кроме того, можно было всегда купить понравившуюся готовую модель… Когда я уже снялась в «Кавказской пленнице» и начала ездить с этой картиной и с «Вием» по всему миру, меня одевала прекрасный художник-модельер Лидия Алексеевна из ателье на улице Герцена.

И она наряжала меня в такие красивые и необычные туалеты и из таких качественных тканей, что, увидев, как я одета – на сцене, на приёмах, на пресс-конференциях, – журналисты обязательно спрашивали, у кого я одеваюсь… Зато помню, как я, пятнадцатилетняя, иду по Арбату в кулинарию ресторана «Прага», чтобы купить что-то из необыкновенно вкусных и совсем недорогих полуфабрикатов, а на мне – белое платье в мелкий нежный цветочек с плиссированной юбкой. И все на меня оглядываются.

А это платье мы с мамой купили в «Детском мире»…… А телевидение всё продолжает бубнить – как ужасно жилось в «совке»: и есть было нечего, и носить нечего, и читать нечего, и смотреть нечего…… На днях в одном из ток-шоу ведущая, изображающая из себя простушку, кривляясь и коверкая слова (простушка же!), на голубом глазу рассказывала, как она мыла голову хозяйственным мылом: «Нечем же было! Шампуней никаких не было!»… Ну, тут уж только руками остаётся развести…

Уж ей все вспомнили, этой Варлей!

Даже папу, работавшего не на последних должностях в в Мурманском арктическом пароходстве. Только вот папа — в Мурманске, а Наташа с сокурсниками — в Москве, и не в Росморречфлоте или Департаменте государственной политики в области морского и внутреннего водного транспорта, или руководит либерийским оффшором с десятками танкеров, как это модно и можно сейчас. Ощущаете?

Учится! Сама! Без лапы-папы.

Ну так вот, «по поэтическим чтениям» бегали и моя матушка и мой отец, причем они у меня были не театрально-художественной, а вполне себе рабочей молодежью. И после работы — да-да-да! Закончили труды — и туды!

И в театры — тоже.

И в кино.

Хотя в одном блоге на ДЗЕН по поводу воспоминаний Натальи я прочла нижеследующее:

простым советским людям, отпахавшим 8 часов на работе, настоявшимся в очереди за продуктами, напрыгавшимся по кухне, по ванной и с детьми, в массе было как-то не до высокого искусства — хватило бы сил кино после программы «Время» посмотреть. Им просто было некогда засиживаться в библиотеках и бегать по ночам к памятнику Маяковскому.

Стоп-стоп-стоп, сказала я себе!

А вот с этого места поподробнее!

Мой отец был рабочим, высококвалифицированным, но таки рабочим, он еще и совместительство брал, то есть и не по 8 часов работал, а больше, представляете? И тем не менее в выходные и в Третьяковку с нами ходил, и в музеи «натуралистического» направления — от Политехнического и Ферсмана до Тимирязевского. И на выставки в ГМИИ помню, какие мы очереди отстаивали — и сил хватало! Родителям хватало сил — с походами по магазинам, шитьем, вязанием (мама) и прочими бытовыми хлопотами, которые ложились и на нас.

И книги всею семьею читали.

А вот программу «Время» отец не смотрел. Он так диссидентствовал.

Ну ладно, решим, что моё семейство не показатель, но кто тогда скупал билеты в театры и стоял огромные очереди перед кинотеатрами, неужели те люди, которых только на программу «Время» хватало?

Да, были, конечно, граждане без запросов — они у нас в теплое время во дворе в доминошку играли под портвешок. Вместо того, чтобы по театрам. Уставали, наверное, сильнее, чем мой отец, вот с устатку и...

Но для кого тогда работал «Театр у микрофона»? Я помню, как на даче у бабушкиных соседей собирались их ровесники и компанией слушали тот же «Стакан воды». С чаем и вареньем. Это были другие люди? Да, пожилые, прошедшие и повидавшие всякое, в том числе и войну, но слушали же!

Или вот это

Я помню выставки самодеятельных художников и скульпторов в холле кинотеатра «Урал». Самодеятельные — это те, кто в свободное от работы время. И театральные студии помню, тоже самодеятельные, где тоже люди, отработав своё, еще и «Гамлета» могли поставить. Да, такое не только в кино бывало, где береглись автомобиля — это я сама застала.

Забудем про Москву и её окрестности и перенесемся в Челябинск.

Мы, студенты, находимся там на практике и в Челябинск приезжает театр им. Моссовета. А я всегда мечтала увидеть Плятта на сцене живьем!

Но сделать это в Москве трудно — потому что билеты раскупают какие-то инопланетные граждане, потому что у советских, как я уже приводила цитату выше, была только программа «Время» и хроническая усталость. Тунеядцы по театрам ходили, наверное...

Мы с сокурсницами купили билеты. Я увидела и Плятта в комедии «Двери хлопают», и потом плакала на другом спектакле, уже без его участия — «Эдит Пиаф». Театральный байопик тоже имеет место быть, а если он ещё и сыгран талантливо...

И, да, Пиаф я любила с детства и люблю до сих пор, хотя по французски ну… несколько фраз, наверное, знаю, а в детстве так совсем не. Голос завораживал, напор, страсть и музыка французского языка — он все же очень красиво звучит.

Зал в Челябинске был полон. Какие дамы! Какие мужчины! И только руки тех и других выдавали принадлежность к металлургической отрасли страны. Руки, давно привычные к тяжестям.

Но если мне кто-то бы сказал, что женщины, фланировавшие в холле ДК Челябинского металлургического комбината (а спектакли давались там) плохо, серо, не модно одеты… Я бы посмотрела на этого человека, как на обладателя диоптрий из стекла известного зеркала, свойства которого Андерсен в своей сказке описал. Нет, не осколочка, а полновесных диоптрий. Ну или как на того, у кого в коробочке цветных карандашей недостача.

Как тогда аплодировали!

Сколько цветов было!

И это те самые люди, у которых «только программа „Время“, ага.

Я так же напомню, что совграждане были завсегдатаями библиотек, и на некоторые книги и дефицитные или дорогие в выписке журналы, вроде „Иностранной литературы“, была очередь.

Но, как говорится, если все говорят „мы страдали“ — и ты пострадай, не выбивайся.

Если начальство говорит „ничего, кроме галош по песку ходить“ — значит, ничего и не было.

Если велено считать свое прошлое серым — изволь!

А то, что ты помнишь про другое, так это ты неправильный, забудь и не высовывайся! И не спрашивай, как и на какие тоже усиленно страдавшая от серости советского быта Гурченко одевалась с парижским шиком и собирала урановое стекло, или почему советская Зыкина имела драгоценности, как у королевы — не надо задаваться такими вопросами. Все были в сером и на сером. Все страдали. Всё.