— «Ну, начнём!» – бодро сказал я. – «Дойдя до конца нашей истории, мы будем знать больше, чем теперь. Так вот, жил-был тролль, злющий-презлющий; то был сам дьявол. Раз он был в особенно хорошем расположении духа…»
— Папа, — прервала меня Надя. – Раз он был злющий-презлющий, то как он мог быть в хорошем расположении духа?
Раз уж дочка начала задавать вопросы – уложить её быстро не получится. Я поёрзал на стуле, устраиваясь поудобнее. Сказал:
— А почему бы и нет? Злые тоже могут быть в хорошем расположении духа. Сделали гадость, сидят и радуются. И обдумывают следующую гадость.
— Тогда надо говорить не в «хорошем расположении духа», — наставительно произнесла Надя, — а «в весёлом». Или «радостном». Потому что веселье и радость – это чувства. А хорошее – это хорошее. Это категория качества.
— Не слишком ли умные слова для второклассницы? – спросил я. – Кыш из моей головы! Или сама будешь читать.

Надя надула губки, но замолчала.
— Будем считать, что это сложности перевода, — смилостивился я. – Итак… «он смастерил такое зеркало, в котором все доброе и прекрасное уменьшалось донельзя, все же негодное и безобразное, напротив, выступало ещё ярче, казалось ещё хуже. Прелестнейшие ландшафты выглядели в нем варёным шпинатом, а лучшие из людей — уродами».
— Я люблю шпинат, — сказала Надя. Исключительно из упрямства. Она и шпинат ела из упрямства, поскольку узнала, что обычно он детям не нравится.
В таких ситуациях – лучше всего игнорировать реплики. Я продолжил читать сказку, пока не дошёл до фразы: «Все ученики тролля — у него была своя школа — рассказывали о зеркале, как о каком-то чуде».
— Это как у нас школа? – заинтересовалась Надя. – Как у дяди Гесера?
— Нет, — ответил я твёрдо. – Это был не дядя Гесер.
— А тролль был какого уровня? Первого?
Человеческим детям проще, они слушают сказку в полной уверенности, что сказка – ложь. Дети Иных прекрасно знают, что за каждой сказкой стоит реальная история. Не всегда детская. Даже за Русалочкой, Рапунцель и прочими диснеевскими принцессами есть такая правда, от которой Дисней бы поседел и начал заикаться.
Я прикрыл томик Андерсена и сказал:
— Высшего. Но давай ты всё-таки послушаешь сказку? История магии у вас начнётся с третьего класса.
— Давай, — вздохнула Надя.

Человек, сидящий у окна, был молод, немногим за двадцать. Скуластое лицо было грубоватым, крестьянским, но глаза живыми и умными, а потрёпанная мантия, перекинутая через спинку стула, выдавала в юноше небогатого студента. Огромный лист сероватой бумаги, лежащий перед ним на столе, был покрыт линиями, стрелочками, латинскими буквами, римскими и арабскими цифрами. Юноша аккуратно вписал в один из кружков букву «K», рядом нарисовал кружок с торчащей из него стрелочкой, отложил перо и нахмурился, как будто результат его чем-то расстроил.
— Ты загрустил, мой милый Иоганн? – спросили юношу из-за спины.
Юноша вздрогнул, привстал и снова уселся.
— Ты так напугался, будто к тебе подкрался тролль, — негромко сказал его собеседник.
— Кто такой тролль, учитель? – спросил юноша, не оглядываясь.
— О, мой милый Иоганн… Троллем в той стране, откуда я вернулся, называют злого горного духа. В твоей чудесной тёплой Моравии троллей не водится. Да по правде говоря – их вообще нет.
Юноша сглотнул и нахмурился, глядя в бумагу, будто услышанное его не убедило.
— Ты всё сделал?
— Да, учитель, — сказал Иоганн. – Я всё сделал, учитель. Вы помните, о чём мы с вами договаривались?
Тот, кого он называл учителем, вздохнул за его спиной.
— Ах, Иоганн, Иоганн… Как жалко, что ты не хочешь быть Иным. А ведь ты мог бы…
— Нет, учитель.
— Может ты останешься человеком, но будешь и впредь моим учеником?
— У вас много учеников, — сказал Иоганн, глядя в окно на невысокую часовню Августинского монастыря. – Любой школяр будет счастлив, если вы возьмёте его к себе, как был счастлив и я…
— Ты лучший, Иоганн! Ты разобрался в том, в чём и я сам не в силах разобраться. Неужели знания стали внушать тебе скуку?
— Не скуку, а отвращение, учитель. Вы помните наш уговор?
Учитель вздохнул.
— Да, мой милый Иоганн. Ты завершаешь расчёт и объясняешь мне результаты. А я оставляю тебя в покое.
— И делаете так, что я забываю обо всём, чему научился, забываю о вас, забываю о Иных, забываю о колдовстве! – напомнил юноша.
— Уйдёшь в монастырь? – полюбопытствовал учитель.
— Да! Я возьму себе другое имя, забуду о прошлом и буду молить Бога простить мне работу на дьявола!
Учитель засмеялся.
— Я не дьявол. Я даже не демон. Я Иной. И я сомневаюсь в том, что вообще… впрочем, ладно, мой милый Иоганн, не буду мучать тебя крамольными речами. Ты завершил расчёт?
— Да!
— Хорошо, — сказал учитель. – Обещаю, своим именем и силой, что как только ты расскажешь мне правду – я помогу тебя забыть обо мне, позволю удалиться и жить той судьбой, что ты избрал. Доволен?
Но юноша чего-то ждал.
Учитель вздохнул и вытянул руку так, что ладонь его, сухая и крепкая, оказалась над листом бумаги, перед лицом юноши.
— Пусть Тьма будет свидетелем моих слов, — сказал учитель.
Над его ладонью возникла тёмная точка. Расширилась – и превратилась в крошечный шарик из тьмы и мрака. Казалось, что он вращался над ладонью, но может быть это было лишь иллюзией.
Юноша вздохнул. Потом отстранил руку учителя – и ткнул пальцем в бумагу.
— Вот. Это тот скандинавский мальчик. Я нарисовал щит и копьё, символы Марса…
— Кай, — сказал учитель зачарованно. – Да.
— А вот это девочка, — юноша ткнул пальцем в кружок, над которым было нарисовано зеркало Венеры, кружочек на ручке.
— Герда, — кивнул учитель.
— Если все их предки… — юноша снова сглотнул, провёл рукой над листом бумаги, где множество кружочков соединялись линиями, — действительно их предки… и уровень их Силы верен…
— Верен, — нетерпеливо сказал учитель. – Не сомневайся.
— И этот… господин Z… за три столетия четыре раза появлялся в их родословной… — голос юноши стал тоньше, будто он сдерживался, из последних сил не переходя на крик… — и он имеет то, что вы называете Высшей Силой…
— Да, — сказал учитель. – Он три раза появлялся в родословной девочки и один раз в родословной мальчика. Я даже отвечу на твой невысказанный вопрос. Это действительно я. Все четыре раза, все три века.
— Вы дьявол, — твёрдо сказал юноша.
— Говорю же тебе – дьявола не существует! – рявкнул учитель. – Не его бойся!
— А я и не его боюсь, — сказал юноша неожиданно твёрдо. – Но и не вас, учитель.
На миг наступила тишина. Потом юноша вздохнул и продолжил.
— Вы всё правильно рассчитали, хотя я не пойму как, ведь ваши представления о наследовании в корне ошибочны…
— Но я прав? – спросил учитель.
— Да, вы правы. Но и ошибаетесь тоже.
Юноша наконец-то повернулся и посмотрел в лицо своему собеседнику. Самому обычному на вид человеку, в небогатом камзоле и с неприметным лицом.
— Вы ошиблись, учитель, — сказал он. – Вы триста лет пытались вырастить дитя, которое станет исполнителем вашей воли. Но Господь обратит вашу спесь и ваше нетерпение против вас.
— Да какое уж тут нетерпение, — сказал учитель задумчиво. – Триста лет, сам же сказал… И в чем же я ошибаюсь?
— Вы забыли о любви, учитель! О той силе, что приближает нас к Господу. Любовь защитить этих детей!
— Забывать не в моих привычках, — ответил учитель. – И ты ошибаешься, я много думал о любви. Что ж, ты выполнил обещанное.
— Выполните и вы, учитель! Вы клялись Тьмой!
— Ты бы знал, Иоганн, насколько важно точно формулировать клятву, — усмехнулся учитель. – У меня есть четыре способа не исполнять её, и ещё три – убить тебя сразу после исполнения.
Юноша вскинул руку, сжимая в ладони висящий на шее крестик. Учитель с любопытством смотрел на него. Потом сказал:
— Но я не стану пользоваться твоей наивностью. Ты сделал то, чего я хотел. Сейчас ты забудешь все те годы, что я учил тебя тайнам наследственности, забудешь меня, забудешь про Иных. Отправишься в свой монастырь, возьмёшь себе новое имя…
— Грегор, — сказал юноша. – Я буду зваться Грегор.
— Страж, — учитель усмехнулся. – Что ж, как угодно. Но вначале я скажу тебе две обидные вещи. Во-первых – тебе никогда не уйти от твоего дара. Ты великий учёный, и ты всё равно вернёшься к тому, чему я тебя учил. Тебе никогда не достичь тех вершин, которые ты уже покорил, но ты снова станешь изучать тайны природы.
Юноша пожал плечами. Непонятно было, расстроили его слова учителя или обрадовали.
— И во-вторых, — продолжил учитель. – Ты хочешь расстаться со мной в уверенности, что я проиграл. Но такой радости я тебе не подарю.
Он опустил руку в карман сюртука и осторожно достал из кармана зеркальце – маленькое круглое стеклянное зеркальце в серебряной оправе, скорее подобающее светской даме, чем немолодому мужчине. Впрочем, поверхность зеркала была слегка волнистой и всё, что отражалось в нём, было причудливо искажено – вряд ли это понравилось бы юной красавице или стареющей кокетке.
— Это не зеркало Венеры, — усмехнулся учитель, глядя на бумажный лист. – Этот амулет я начал создавать много лет назад, ещё до твоего рождения… я назвал его кривым зеркалом. Как ты думаешь, что оно делает?
— Отражает, — сказал Иоганн настороженно. – Только криво.
— В этом-то всё и дело, — сказал учитель. – Это кривое зеркало. Оно может многое, но есть одна вещь, ради которой я его создал. Оно меняет цвет. Добро превращает в зло, и наоборот…
В следующий миг Иоганн вскинулся со стула и кинулся на учителя. Его движение было настолько быстрым и неожиданным, что он вырвал зеркало из рук учитель – и торжествующе протянул вперёд, так, чтобы тот увидел своё отражение.
Учитель вскрикнул и застыл, глядя в зеркало.
— Да обратится же тьма светом! – ликующе закричал Иоганн. – Господь избрал меня своим орудием!
— Что со мной сделал… — прошептал учитель, глядя в зеркало. – Ах… слёзы текут из самых глубин моего чёрного сердца… сколько же зла я совершил… ах… ангелы, добрые ангелы укоризненно смотрят на меня из зеркальных глубин…
Он протянул руку и забрал зеркало у Иоганна. Сказал:
— Впрочем нет. Это не ангелы, это амальгама покоробилась. Милый Иоганн, я восхищён твоей смелостью и находчивостью, но чтобы просто использовать зеркало – надо быть Иным. А чтобы понимать, как его использовать – надо быть мной. Спи же, смелый и глупый Иоганн. Спи, мой разуверившийся ученик, несвоевременный гений. Спи.
Юноша медленно осел на пол, глаза его закрылись.
— Когда ты проснёшься, ты забудешь меня и ту работу, что выполнил, — продолжил учитель. – Ты исполнишь свою мечту и уйдёшь в монастырь.
Он повернулся, спрятал зеркало в карман и направился к двери, закончив на ходу:
— А меня ждёт долгая дорога в холодный скучный Копенгаген…

Надя вздохнула.
— О чем задумалась? – спросил я.
— Мне кажется, родители Кая и Герды были очень неосторожны, что разрешали им перебираться из окна в окно на большой высоте.
— Кыш из моей головы? – неуверенно спросил я.
— Папа, я не подглядываю! Я правда так думаю!
— Хорошо, — согласился я. – Да, ты права. Неосторожны. Ну в ту пору гораздо спокойнее относились к опасностям для детей. Дети… как бы сказать… они не совсем считались людьми.
— Как Иные, — сказала Надя.
Я откашлялся.
— Да. Пожалуй, все дети – Иные… Ну что ж, продолжим! Снип-снап-пурре… впрочем, это из другой версии… «- А Снежная королева не может войти сюда? — спросила раз девочка.
— Пусть-ка попробует! — сказал мальчик. — Я посажу её на горячую печку, вот она и растает!
Но бабушка погладила его по головке и завела разговор о другом”.

Кай топнул ногой и воскликнул:
— Да пусть только попробует! Я посажу её на горячую печку, вот она и растает! А лучше нет, лучше втолкну её в печурку, закрою заслонку и буду слушать, как она там бьётся!
Бабушка вздрогнула, погладила его по голове:
— Не говори так, внучек! Затолкать женщину в горячую печь – так поступают только плохие дети!
— А как же Гензель и Гретель? – спросила Герда.
Бабушка покачала головой, её румяное, сморщенное будто печёное яблочко лицо стало обиженным и грустным. Она твёрдо сказала:
— Плохие дети! Чем виновата старушка-ведунья, жившая в глуши в голодные времена? Лучше бы сожгли свою злую мачеху, чем мучать и грабить ведунью…
Она со вздохом отошла от печки, потряхивая головой и бормоча себе под нос: «Плохая… Грета плохая… плохая и хитрая…»
— Ну ты правда нехорошо сказал, — упрекнула Кая Герда. – Нельзя быть злым, даже со злыми людьми!
Кай надул губы. Он был высокий, красивый мальчик, голубоглазый и светловолосый – впрочем, как и Герда. Люди часто принимали их за брата и сестру, да и они относились друг к другу как брат с сестрой.
— Хорошо, не буду, — пробормотал Кай. Подошёл к окну, заглянул в маленькую протаянную дырочку в изморози. Стоял чудный, морозный денёк, на площади перед Ратушей (если посмотреть искоса, то был виден самый-самый её краешек) дети бегали с санками, катались, прицепившись к крестьянским саням. Кай нетерпеливо топтался у окна – Герда не хотела идти кататься, пока не выучит наизусть псалом про розы. Потом мальчик засмеялся: — Герда, какой смешной господин стоит на площади! Он в чёрном сюртуке, в напудренном парике, а в руках у него маленькое зеркальце. Рядом с ним сани, огромные красивые сани, в них сидит женщина в белом, сверкающая будто снег! А господин в чёрном пускает солнечные зайчики в нашу сторону… ой… прямо в окно…
Герда вздохнула, повторяя про себя: «Розы цветут… красота, красота…»
— Ах! – вскрикнул вдруг Кай. – Мне кольнуло прямо в сердце и что-то попало в глаз!
— Молод ты ещё, чтобы тебя кололо в сердце, — отозвалась сварливо бабушка, раскатывающая имбирное тесто для пряничного домика. – И попомни, когда колет – это не страшно, страшно когда…
Старушка замолчала, медленно повернулась к внуку. Герда уже стояла рядом с Каем, обвив того руками за шею и заглядывая в глаз.
— Ох беда, беда, беда… — зашептала старушка, глядя на внука. Руки её забегали по фартуку, доставая и убирая какие-то связки сушёных трав, простенькие колечки, старенькие очки. Она с прищуром посмотрела на Кая, вздрогнула и повторила: — Ох беда, беда, беда…
— Должно быть выскочило! – воскликнул Кай, отталкивая Герду. – О чём же ты плачешь? Фу, какая ты некрасивая, когда плачешь! Посмотри на наши розы! Даром что цветут круглый год, их точит червь и они будто неживые! А ты, бабушка, похожа на злую ведьму из страшной сказки!
— Кай, Кай, что с тобой? – воскликнула Герда, заливаясь слезами. Но Кай, вырвав один из розовых кустов (тотчас же увядший и рассыпавшийся в прах) уже выбежал из дома. Гулко застучали по лестнице его деревянные башмаки и вот уже он мчится к ратушной площади, волоча за собой санки…
— Бабушка, что с ним? – спросила рыдающая Герда. Бабушка сидела на табурете, перебирая руками чётки из чёрного камня. Из глаз её текли слёзы. – Бабушка, ответь, бабушка, ведь ты знаешь всё на свете, всё ведаешь, тебя слушаются и родители, и соседи… бабушка!
— Это заклятие, девочка моя, — прошептала бабушка. – Страшное заклятие, я знаю лишь одного волшебника, способного на такое. Ему я не ровня! Я вовсе не всё ведаю, девочка, я старая слабая ведунья из баварской глуши…
— Куда убежал Кай? – твёрдо спросила Герда. – Скажи!
Бабушка подняла на неё взгляд.
— Всё, что было ему прежде мило, стало ему отвратительно. Всё, что раньше пугало и отталкивало, полюбилось. Он никогда не вернётся домой, девочка. Помнишь, он сказал про господина в чёрном и белую женщину в санях?
— Это Снежная Королева? – воскликнула Герда, обмирая от страха.
— Можно сказать и так, — кивнула бабушка. – Снежный король и его снежная королева.
— Я найду Кая, я обойду всю землю и найду его! – твёрдо сказала Герда. – Бабушка, помоги мне!
Бабушка встала, взгляд её стал строже.
— Что ж… может быть ты и сумеешь… если кто и сумеет, так это только ты, — она кивнула. – Нет силы выше любви. Сама я не знаю, как найти господина в чёрном и женщину в белом. Но… может быть моя сестрица поможет…
— Сестрица? – удивилась Герда.
Но бабушка уже доставала из сундука удивительные вещи – ожерелье из маленьких косточек, кусочек старой жёлтой кожи с нарисованными на нём непонятными письменами, маленькие красные башмачки.
— Ожерелье надень на шейку, — сказала бабушка. – Старую кожу спрячь подальше, достань в конце пути, когда ничто другое не поможет. А башмачки надень сейчас.
— Красные башмачки? В воскресенье? – ахнула Герда.
— Надень! – велела бабушка. – Если не боишься! Это волшебные башмачки, Герда. Если ты хочешь танцевать и веселиться, то будешь танцевать и веселиться, а если хочешь найти Кая… они отведут тебя к моей сестрице.
Не колеблясь ни миг, Герда присела у дверей, сбросила с ног трэско и прямо на вязаные чулки надела красные башмачки.
— Немного в них осталось силы, — прошептала бабушка. – Когда-то они могли перенести тебя куда требуется, могли призвать на помощь летучее воинство…
— Ангелов? – поразилась Герда. Она знала, что её мудрая бабушка не так проста, как кажется, но всё же не ожидала таких чудес.
Бабушка горько рассмеялась и поцеловала её в лоб.
— Неважно, Герда, неважно. Помощь – всегда помощь. Иди, девочка. Когда дойдёшь до моей сестры, отпусти башмачки, не надо ей такого подарка…

Теребя край одеяла, Надя сказала:
— А Герде было страшно уходить из дома искать Кая?
— Конечно, — сказал я.
— А её мама и папа расстроились?
— Ну да, — осторожно ответил я.
— Просто про них в сказке ничего не говорится, только про бабушку, и то непонятно чья она бабушка – Кая или Герды…
— Я и сам толком не пойму, — признался. – Но думаю, что у Кая и Герды были папы и мамы. А бабушка так любила обоих, что всё равно, чья она.
Надя покивала, потом спросила:
— А это хороший поступок, бросить родителей и бабушку, даже чтобы спасти друга?
— Не знаю, — сказал я. – Не уверен.
— Но ведь иначе Кай бы пропал…
— А могла бы пропасть и Герда! – сказал я нравоучительно.
Беда с этими сказками и сказочниками.
Вроде бы они учат хорошим, правильным вещам. А если разобраться, то Малыш постоянно лазает на крышу к Карлсону, асоциальному мужчине непонятного возраста и биографии, девочка Герда уходит из дома куда глаза глядят чтобы найти сбежавшего соседского мальчишку, Кот в Сапогах обманывает короля и помогает простолюдину жениться на принцессе.
— Давай дальше читать, — сказал я. «Может быть, река несёт меня к Каю?» — подумала Герда, повеселела, встала на нос лодки и долго любовалась красивыми зелёными берегами. Но вот она приплыла к большому вишнёвому саду, в котором приютился домик с цветными стёклами в окошках и соломенной крышей. У дверей стояли два деревянных солдата и отдавали ружьями честь всем, кто проплывал мимо».

Герда стояла на носу лодки и смотрела на вишнёвый сад возле маленькой, крытой соломой хижины с цветными стёклами в окнах. Деревянные солдаты у ворот потешно махали ружья, приветствуя её.
Красные башмачки, что всю дорогу плыли рядом с лодкой (Герда сняла их, когда они привели её к реке и пустила в воду) прощально ткнулись в борт.
— Плывите, плывите чудесные башмачки, — сказала Герда. – Может быть к вам вернётся ваша волшебная сила и в других землях, в другие времена вы поможете другой девочке?
Башмачки качнулись на волнах, будто кивнули и поплыли по реке к океану. А Герда выпрыгнула из лодки на сушу – и попала прямо в крепкие объятия старой-престарой старушки в большой соломенной шляпе расписанной яркими цветами.
— Бедная крошка! – воскликнула старушка, цепко держа её за руку. – Как же тебя принесло в мой садик? Пойдём-ка, давно мне хотелось иметь такую миленькую девочку… Что это?
Она отдёрнула от Герды руку, глядя на ожерелье из косточек на её шейке.
— Бабушка послала меня к вам, — сказала Герда, бесстрашно глядя на старушку. – Она сказала, что только вы, сестрица, поможете мне.
— Сестрица, — вздохнула старушка. – Ах, как молоды мы были с твоей бабушкой. Она была такая же хорошенькая как ты, а может быть даже лучше…
Старушка ущипнула Герду за пухлую розовую щёчку.
— Ну пойдём, пойдём…
Вслед за старушкой Герда вошла в дом, который внутри показался больше, чем снаружи. Там старушка усадила её за стол и поставила перед ней блюдо с огромной спелой вишней. И пока Герда ела вишню и рассказывала свою историю, старушка расчёсывала ей волосы маленьким золотым гребешком и качала головой.
— Права твоя бабушка, не ей тягаться с человеком в чёрном. Что такое седьмой ранг? Но и не мне, не мне, прости меня, крошка. И я против высшего – ничто. Ты погибнешь сама и погубишь нас.
— Но любовь… — прошептала Герда.
— Любовь великая сила, — согласилась старушка и вздохнула. – В память о ней я оберегу тебя… Засыпай же, чудесное дитё. Я не обижу тебя и другим не дам тебя обидеть. Ты будешь жить со мной в моём садку вишнёвом, над которым не властно время. Ты забудешь своего глупого Кая…
Герда хотела сказать, что никогда не забудет, но в тот же миг заснула.
А когда она проснулась в кроватке, благоухающей так, словно матрас и подушка были набиты лепестками цветов, проснулась чистая, умытая, переодетая, расчёсанная – она и впрямь не помнила ни Кая, ни бабушку, ни Копенгаген. Она радостно обняла свою любимую бабушку, которая всюду ходила в соломенной шляпе, расписанной цветами. Потом она поела вареников с вишней и сметаной и побежала играть в сад. Светило ясное солнышко, было тепло, повсюду цвели цветы и щебетали птички. Бабушка сидела у крыльца в кресле-качалке, глядя на неё из-под шляпы, деревянные солдаты маршировали у ворот и махали ружьями. Вечером бабушка расчёсывала ей волосы и укладывала в кроватку…
Так дни тянулись за днями, радостные и счастливые, но что-то всё больше и больше тревожило Герду.
И вот однажды она подбежала к старушке, которая прикорнула на солнышке и вдруг увидела на её шляпе нарисованный розовый куст.
Розы!
В саду у старушки не было роз!
Герда вздрогнула, поднесла руку к груди. Пальцы её наткнулись на ожерелье из косточек, сухих и маленьких, будто костяшки детских пальчиков. И память сразу же вернулась к Герде.
— Кай… — прошептала она, глядя на старую ведьму в цветастой шляпе. – Кай!
Два деревянных голема всё так же маршировали у входа в садик, но им велено было охранять ведьму от того, что пришло снаружи, а не от того, что уже было внутри.
И когда старушка, вздрогнув от прикосновения холодного железа открыла глаза, Герда держала острый кухонный нож у её горла, чуть-чуть вонзив остриё в кожу. А руки старушки было крепко связаны длинными кухонными полотенцами с вышитым на них красным узором.
Герда стояла перед ней, сжимая нож обеими руками. В вишнёвый садик она пришла маленькой пухлой девочкой в длинном нарядном платьишке, но теперь была худеньким подростком, а потрёпанное платье казалось на ней коротким сарафаном.
— Где я ошиблась? – спросила старушка кротко.
— Цветы на шляпе, — ответила Герда.
Старушка кивнула. Попробовала шевельнуть пальцами, украшенными затейливыми кольцами, но оказалось, что все кольца и браслеты Герда с её рук сняла и сложила на сырой земле.
— Как мне найти Кая? – спросила Герда.
— Я тебя не обижала, — на всякий случай ответила старушка. – Я о тебе заботилась. Я расчёсывала твои волосы…
— Замолчи, — сказала Герда резко. – Как мне найти Кая?
— Я не знаю, — ответила старушка. – Я лишь пятого ранга, это не в моих силах… ой, крошка, это очень острый нож!
— Кай!
— Может быть принцесса сможет… — прошептала старушка. – Это маленькое королевство, даже не королевство, тьфу, герцогство, но принцесса…
Герда кивнула, глядя на старушку.
— Ты же меня отпустишь? – спросила старушка заискивающе. – Я тебя не обижала…
— Я заглянула в подпол, — тихо сказала Герда.
Старушка замолчала. Посмотрела в ясное небо где всегда светило солнце. Спросила:
— Всё плохо, да?
— Да, — сказала Герда безжалостно.
Деревянные големы у ворот скрипнули, вздрогнули и прекратили своё безостановочное движение. Один замер, стало слышно лишь, как скрипят, пожирая его изнутри, жуки-древоточцы. Другой развалился на части и рухнул оземь. Герда надвинула соломенную шляпу на лицо старушки и пошла по саду к воротам. Холодало. Небо заволакивали серые тучи. Цветы увядали прямо на глазах.
— Прощай, садок вишнёвый, — сказала Герда. Отломила колючку с шиповника, оплетающего ограду, заколола ей разошедшееся на груди платье.
Хата с соломенной крышей рухнула за её спиной, но девочка не обернулась. Вышла за ограду.
Снаружи была осень. Реку сковывал тонкий ледок, дул пронизывающий порывистый ветер несущий снежную крупку. Деревянный голем рухнул и рассыпался в труху у её ног, в трухе забелели тонкие косточки.
Герда подумала, что надо было снять с ног старой ведьмы туфли, они пришлись бы ей впору. Но возвращаться не хватило духу.
И она пошла по закаменевшей предзимней земле босиком.

— Папа, — спросила Надя. – А вот колдунья в волшебном садике, она Светлая?
— Нет, — сказал я.
— Но она ведь не злая.
— Ну… по-всякому бывает, — я уклонился от прямого ответа. – Сейчас не злая, раньше злая. С Гердой добрая, с другими девочками… не очень. Она не Светлая.
— А как понять, Светлая или нет? Если без ауры!
— Если решает за тебя, то не Светлая, — сказал я. – Даже если желает тебе блага.
— Но вы с мамой тоже решаете за меня и говорите «мы тебе добра желаем».
— Мы родители.
Надя наморщила лоб.
— Родители не бывают Светлыми или Тёмными, — сказал я. – Они просто родители. Будешь слушать дальше? Или я по укороченной программе: пришла, нашла, привела, розы цветут…
— Буду!
— «Пришлось Герде опять присесть отдохнуть. На снегу прямо перед ней прыгал большой ворон; он долго-долго смотрел на девочку, кивая ей головою, и наконец заговорил: «- Кар-кар! Здрасьте!»

Герда сидела на камне и печально смотрела на свои бедные, избитые о камни ноги. Конечно, её семья не была богатой и носила она большей частью деревянные трэско, только в праздник надевая туфельки или сапожки. Но босиком её доводилось бегать нечасто, только летом…
— Кар-кар! Здрасьте! – раздалось под ухом.
Герда от усталости даже не вздрогнула. Повернувшись, она увидела бородатого толстого мужчину в покрытой белёсой пылью одежде.
— Ты мельник? – спросила она, соображая, не пуститься ли в бегство.
— Я не мельник! – возмутился бородач. – Я здешний ворон!
В глазах бородача было безумие, но он казался неопасным.
— А я девочка, — сказала Герда. – Я бедная одинокая девочка, очень усталая. Я ищу своего друга Кая.
— Это плохо, плохо, — пробормотал бородач. – Плохо быть девочкой, плохо быть мальчиком в наших краях… Лучше быть вороном! А ты знаешь, что общего между вороном и конторкой?
— И на вороне, и на конторке есть перья? – предположила Герда.
— Кар! – воскликнул мужчина. – А я не знал, я не знал ответа! Пойдём, я отведу тебя на мельницу. Я там живу со своей воронихой. Нам надо подумать, кем ты будешь.
— Я Герда.
— Нет-нет! Надо подумать, кем ты будешь здесь, потому что здесь плохо быть Гердой, здесь надо быть вороном, или котом, или бабочкой, но ни девочкой, ни мальчиком, ни человеком!
— Пойдём, — согласилась Герда. – По дороге я расскажу тебе свою историю. Может быть ты поможешь мне найти Кая…
Свой рассказ Герда закончила уже на мельнице, когда пила чай с вареньем. Мельник и мельничиха, или ворон и ворониха, как угодно, предлагали ей самого вкусного, вишнёвого, но Герда выбрала земляничное. Когда она закончила свою историю, ворон и ворониха переглянулись.
— Кар? – спросил ворон.
— Кагги-карр! – ответила ворониха.
— Мы, кажется, знаем, где твой Кай, — осторожно сказал ворон.
— Наша принцесса, — ворониха сглотнула, — она такая умная, она прочитала все газеты на свете, она ездила по всему миру, даже в Трансильванию. И она стала скромной, велела разбить все зеркала, выбросить серебряную посуду, выходила из замка только вечерами… А потом она решила выйти замуж.
— К ней приезжали женихи отовсюду, — кивнул ворон. – Они приходили в замок, но никто не стал её мужем.
— И никто не выходил обратно… — тихо сказала ворониха.
— А потом однажды вечером пришёл мальчик, он был такой бледный, тихий, но очень вежливый, он ждал у ворот замка пока его не пригласили войти, — ворон затряс головой и безумие тёмным огнём загорелось в его глазах. – Когда его впустили он посмотрел на разбитые зеркала, на деревянную посуду на столах, рассмеялся и пошёл к принцессе… и та сказала «ну наконец-то, я уже думала, что осталась в мире одна…»
— И они вместе теперь, — кивнула ворониха.
— Лучше быть вороном теперь, — сказал ворон. – Потому что… потому что так лучше…
— Отведите меня в замок, — сказала Герда. – Если это Кай… Я только посмотрю на него. Узнаю, что с ним всё в порядке. И уйду домой.
Ворон и ворониха переглянулась.
— Ведите, — сказала Герда, вставая. – И… дайте мне какие-нибудь ботинки? Воронам ведь они ни к чему?
— Дай её ботиночки нашей дочки, — сказал тихо ворон. – Дай ей красивые ботиночки нашей дочки…
И они явились во дворец, стоящий в тихом, будто замершем городе. У ворот стояли стражники, нервно поглядывающие назад, на дворцовые ворота. В роскошных залах, с обитыми атласом стенами и шпалерами, прикрывающими выбитые зеркала, Герде почудился какой-то звук. Будто тени пробегали вокруг – юноши и девушки, мальчики и девочки, испуганные и растерянные, мечущиеся по коридорам, зовущие и умоляющие…
— Что это? – спросила Герда.
— Сны, просто сны, — быстро ответил ворон.
— Сны о чём-то большем, — подтвердила ворониха. – Все они спят, а их сны остались в этом замке… навсегда…
Они прошли анфиладой залов и, наконец, оказались в спальне. Несмотря на день, шторы здесь были плотно задёрнуты, а посреди спальни стояла кровать – странная, в виде большой коробочки макового цветка. В кровати спали принц и принцесса. Герда посмотрела на бледное красивое лицо, на светлые волосы и воскликнула:
— Кай!
Юноша зашевелился, сел в кровати, резко, будто и не спал. Был он молод и красив, глаза были тёмные, бездонные, кожа бледная, белая, зато губы яркие, алые. Ах, какой это был прекрасный юноша!
Жалко только, что это был не Кай.
— Я не Кай, — сказал мальчик. – А кто ты, смешная девчонка?
Принцесса тоже села в кровати и строго спросила:
— И кто вы такие?
— Мы вороны, вороны ваши сиятельства! – воскликнули хором ворон и ворониха.
Принц и принцесса рассмеялись в унисон.
— Ну, не бойтесь, — сказал принц. – Мы не обижай старых ворон, мы любим молодость и красоту. Хотите – будьте нашими придворными воронами… А ты, девочка?
— Меня зовут Герда, — ответила она. И начала рассказывать принцу и принцессе свою историю.
Герда и сама не заметила, как случилось, что пока она рассказывала, принц и принцесса оказались рядом с ней, бледные и прекрасные. Они совершенно не стеснялись своих нагих юных тел, а принц даже склонился к Герде, собираясь поцеловать её в шею, но вдруг ожерелье на шее девочки шевельнулось, принц вскрикнул и отстранился.
Они с принцессой молча переглянулись.
— Любопытно, — сказала принцесса. – Амулет? Или любовь? Я даже не пойму, что именно… Можно попробовать перебороть…
Принц нервно засмеялся.
— Брось, любимая. Зачем? Милая девочка с трогательной историей. Какая трепетная любовь! Ей надо помочь. Это, как минимум, забавно!
Принцесса кивнула, закуталась в халат, второй бросила принцу.
— Хорошо, — сказала она. – Дадим ей карету, ту, позолоченную, не люблю её. Моих старых платьев, мы почти одного роста, и новые туфли взамен этого безобразия на её ножках… Кренделей, булок… эй, ворон, ты должен хорошо знать пекарей, пусть постараются! И охрану. Мне давно уже не нравится серебряный полк лейбгвардии… как они смотрят мне вслед… Пусть охраняют нашу милую гостью в её поиске!
— Спасибо, — сказала Герда. – Как добры ко мне все люди и животные.
Принц в халате вышел с ней в приёмную, где тихо сидели вельможи и чиновники. Отдал распоряжения и ушёл, на прощание ещё раз бросив взгляд на ожерелье на шейке Герды.
Герда тихо вышла из замка, отряд гвардейцев уже строился у кареты запряжённой четвёриком лошадей. Кучера и слуги, отправленные принцем вместе с Гердой, веселились и радовались, оглядываясь на замок. Служанки вынесли Герде гору нарядов и она переоделась. Посмотрела на своё старое платье, заколотое шипом. И сказала:
— Я сейчас.
Земля у ворот замка была твёрдая как камень. Но Герда уколола себе палец шипом шиповника и тот вошёл в землю легко, будто нож в горло старой ведьмы.
— Розы цветут, красота, красота… — прошептала Герда, потому что шиповник – это тоже роза.
Тёмно-зелёный побег вырвался из холодной земли и побежал, ветвясь, по стене замка, мгновенно обрастая кроваво-красными и мертвенно-белыми цветами. Острые как иглы шипы вонзались в камень.
Герда повернулась и пошла к подаренной карете.

Надя вздохнула и сказала:
— Хорошо быть принцессой.
— Почему?
— Хочешь подарить кому-то карету из золота – даришь. Хочешь послать гвардейцев помочь Герде – посылаешь.
— Не всегда добрые поступки вызваны добротой, — сказал я. – И не всегда злые поступки – от злобы.
— Ну и что? Я была бы доброй принцессой. И умной. И любознательной.
— Любознательность и ум порой вредят даже добрым принцессам, — ответил я. – Но в общем-то ты права. Хорошо иметь возможность делать добрые поступки.
— Даже если ты злой, — добавила Надя.
Мы вступали на хрупкую почву соотношения добра и зла у Тёмных и Светлых Иных. Обычно это изучают выйдя из школьного возраста, а не в восемь лет. Но я не стал спорить.
— Да, даже если ты злой… Читаем дальше?
Надя кивнула.
« — Ишь какая славненькая, жирненькая. Орешками откормлена! — сказала старуха разбойница с длинной жёсткой бородой и мохнатыми, нависшими бровями. — Жирненькая, что твой барашек! Ну-ка, какова на вкус будет?
И она вытащила острый, сверкающий нож. Вот ужас!» — прочитал я.

Огромный волк перепрыгнул через пики стражников и ударом лапы опрокинул офицера в сверкающих серебряных доспехах. Сомкнул челюсти на его горле, рванул, потом повернулся к Герде.
Стая добивала последних гвардейцев. Нет, те не струсили, когда посреди тёмного леса на них бросились огромные волки. Они дрались до конца, дрались с отчаяньем и отвагой обречённых, давно уже смирившихся со своей смертью, но цепляющихся за что-то, поважнее чем жизнь.
Десяток волков был иссечён мечами и пронзён пиками, некоторые пытались подняться, несколько умерли и преобразились, превратившись в голых волосатых мужчин и женщин, после смерти совсем не страшных, а только противных.
Убивший офицера волк встряхнулся и превратился в огромную старую женщину, всю заросшую волосами, у неё на подбородке завивалась длиннющая борода, а брови оказались такие густые, что закрывали глаза и временами старая женщина дула вверх, отводя их.
— Ишь какая славненькая, жирненькая. Орешками откормлена! Жирненькая, что твой барашек! Ну-ка, какова на вкус будет? – зловеще сказала старуха.
И тут же завопила – ей на спину запрыгнул молодая волчица, в прыжке превратившаяся в черноволосую девушку, смуглую, широкоплечую, с грустными глазами. Девушка укусила старуху за ухо, совсем по-звериному, и воскликнула:
— Она будет играть со мной! Она отдаст мне свою муфту, своё хорошенькое платьице и будет спать со мной в моей постельке.
— Мне надоели твои игрушки! – рявкнула старуха, недовольно повела плечами, стряхивая девушку и пошла к волкам, сгрудившимся вокруг тел гвардейцев. Герда торопливо отвернулась.
— Лучше сядь в карету, — сказала девушку, хватая Герду за руку и втаскивая за собой. – Пока они не наелись, лучше не попадаться им на глаза. Ты кто такая? Принцесса? – девушка обняла её, пообещала: — Они тебя не убьют, пока я не рассержусь на тебя. Ты такая хорошенькая. Дашь мне свою шубку?
Герда сбросила шубку и девушка радостно в неё завернулась. Велела:
— Рассказывай!
И Герда рассказала ей про своего любимого названого братца Кая, про то, как он исчез, как она ушла из дома его искать…
Маленькая разбойница слушала её, временами гладя по руке, а потом серьёзно сказала:
— Они тебя не убьют, даже если я рассержусь на тебя. Я лучше сама тебя убью. Я ещё не встречала никого, кто умеет так любить, как ты.
— Спасибо, — сказала Герда.
Маленькая разбойница протянула руку и вытерла слёзы с её щёк.
Когда оборотни-разбойники наелись, они притащили карету в своё логово. Это был старый замок, стоящий на высокой горе. Когда-то в него ударила молния и глубокая трещина расколола гору и замок на две части.
Впрочем, оборотням вполне хватало и половины замка. Разбойники въехали во двор замка, из трещины вылетели стаи ворон, по двору забегали свирепые собаки – они смотрели устрашающе, но не лаяли, потому что им подрезали голосовые связки. Маленькая разбойница привела Герду в огромный зал, где горел исполинский очаг. Разбойники, уже в человеческом облике, принялись жарить в нём мясо, в огромном котле варился суп. Герде тоже принесли еды, она вначале хотела отказаться, но потом увидела, что это жареные голуби. Когда она поела, маленькая разбойница потащила её за собой в угол зала.
— Это моя лёжка, — сказала она, указав на груду соломы, покрытой сверху роскошными, хоть и грязными коврами. – Сюда никто не придёт, мать любого разорвёт на кусочки. Но не сходи с ковра, а то ты станешь добычей!
— Я не сойду, — пообещала Герда, глядя на северного оленя, привязанного к стене за медный ошейник.
— Будешь спать тут со мной, — маленькая разбойница улыбнулась, хоть глаза её и остались грустными. – Не бойся.
— Я ничего не боюсь, — сказала Герда. – Я должна найти Кая, а пока я его не найду, мне нельзя ничего бояться.
— И не смей убегать, — предупредила маленькая разбойница. – Его тоже надо держать на привязи, а то убежит, — она достала из расщелины в стене длинный острый нож и пощекотала оленя по горлу. – Милый старичина бяшка, правда он смешной?
Олень испуганно отводил голову от ножа, глядя на Герду большими испуганными глазами.
— Ты спишь с ножом? – спросила Герда.
— Ну мало ли что может случиться? Вокруг шайка разбойников-оборотней, если ты не заметила. Привыкай!
— Я не могу привыкать, я должна искать Кая.
— Кай, Кай, Кай! – раздражённо воскликнула маленькая разбойница. – Его и в живых уже нет, твоего Кая!
Олень вдруг замотал головой, будто хотел что-то сказать. Маленькая разбойница нахмурилась, покосилась на свою мать – но та вместе с разбойниками пировала у огня. Разбойники ели, а их предводительница кувыркалась.
— Ладно, — неохотно сказала маленькая разбойница и сняла с оленя ошейник.
Олень встряхнулся и превратился в пожилого человека, узкоглазого, темноволосого и широкоплечего, похожего на маленькую разбойницу.
«Так вот ты каков, северный олень!» – подумала Герда, но ничего не сказала, чтобы не обидеть оборотня.
— Что ты хочешь сказать, отец? – спросила маленькая разбойница.
Скорчившись на соломе, оборотень-олень прошептал, опасливо оглядываясь на разбойников у огня.
— Я видел его, видел Кая. Год назад, когда я убежал в тундру, я встретил его в метели. Человек в чёрном и женщина в белом вели его на север, туда, где чертоги Снежной Королевы. Он был бледным и усталым, но живым.
— Ну зачем ты вернулся, отец? – досадливо спросила маленькая разбойница. – Жил бы в своей тундре, щипал ягель… Что ты забыл здесь? Мать едва тебя не прирезала, ты же позор нашего рода…
Мужчина молчал, глядя на маленькую разбойницу.
— Отпусти меня, — прошептала Герда. – Я люблю Кая, я должна его найти…
— У всех есть любовь, — сказала юная девушка вполголоса. – Оборачивайся, отец, живо! Сейчас они сыты и пьяны, они ничего не увидят. Я выведу вас из замка.
— Спасибо! – прошептала Герда и на радостях поцеловала маленькую разбойницу.
— Телячьи нежности, — грустно сказала та, глядя на Герду. – Хорошо, что я не ужинала, чую, что придётся драться, а это лучше делать на голодный желудок.
Она усадила Герду на спину своему отцу, вновь обернувшемуся оленем и тихонько вывела за ворота.
— Вот тебе меховые сапожки, вот тебя мамашины рукавицы, вот тебе мягкая подушечка, чтобы удобнее было сидеть… — сказала маленькая разбойница и заглянула Герде в глаза. – Найди свою любовь.
В этот миг из замка с рычанием выбежала огромная волчица. Ах, какой ужас! Это атаманша оборотней всё-таки заметила, что пленники исчезли!
— Скачи, Герда, скачи! – закричала маленькая разбойница и мигом обернулась в волчицу.
Она бросилась на атаманшу и обе волчицы с рычанием принялись драться. А олень поскакал на север, не останавливаясь ни днём, ни ночью.

— Разбойницей тоже быть неплохо, — сказала дочь. – Только надо быть доброй разбойницей. Как Робин Гуд.
— Лучше быть просто человеком, — ответил я. – Ну или Иным.
— Просто человеком быть скучно, — ответила Надя. – Всё интересное пройдёт мимо. Вот Герда кого на пути встретила? Добрую старушку-колдунью, говорящих воронов, принца с принцессой, разбойников…
— Простые люди ей тоже помогали, — уверил я. – Все-все-все. Андерсен не мог про всех написать. Герда ведь шла очень долго, понимаешь? Она отправилась в путь маленькой девочкой, но за годы пути выросла. Люди давали Герде хлеб, кров над головой, махали вслед руками. Ну ладно, давай дочитывать. «Олень остановился у жалкой избушки; крыша спускалась до самой земли, а дверь была такая низенькая, что людям приходилось проползать в неё на четвереньках. Дома была одна старуха лапландка, жарившая при свете жировой лампы рыбу».

В избушке было так дымно, воздух так вонял рыбой и гнилью, что Герда едва не задохнулась.
Но всё же здесь было тепло, и ворчливая лапландка сунула ей в руки чашку с горячим солёным варевом.
— Что делает в этих краях девушка отмеченная Силой? – спросила лапландка. – Да ещё с порченым трусливым оборотнем-оленем?
— Ты тоже владеешь искусством, сестрица? – спросила Герда.
— Я? О, нет, юная красавица. Я могла бы им овладеть, но я отказалась от этой судьбы. Не хочу я искать Силу в нижнем мире, пить горячую кровь и превращаться в волка. Мои зелья – обычные зелья, они берут силу от трав и камней, их может сварить любая женщина, решившая приманить любимого мужчину или извести постылого мужа.
Герда внимательно посмотрела в свою чашку.
— Нет-нет, — сказала лапландка. – Это обычная еда, хоть и воняет как отрава. Кто я такая, чтобы посметь отравить великую, с таким страшным амулетом на шее? Я помогу тебе и провожу прочь. Я не лезу в дела Иных. Об одном тебя прошу, Герда, не убивай меня, когда покинешь этот жалкий приют!
— Только плохие дети убивают! – обиделась Герда.
— Да, но ты давно не ребёнок, — вздохнула лапландка. – Вот тебе сушёная треска, отвезёшь моей подруге в Финнмарк.
— Ты написала ей послание на сушёной рыбе? – удивилась Герда.
— Что ты, милая, откуда мне уметь писать? – удивилась лапландка. – Это просто рыба. Я давно обещала передать ей с оказией настоящее бакальяу, которое научилась делать, плавая с пиратами в южных морях.
Герда снова села на оленя и тот помчался сквозь метель. Северное сияние полыхало над их головами. Они мчались через леса и болота, по тундре и снежным полям, пока не увидели жилище финки – землянку, где дверь служила дымоходом, а дымоход дверью.
Финка ходила по своему жилищу полуголая, Герде тоже пришлось раздеться – так здесь было жарко, олень обернулся человеком и влез в землянку вслед за ней. Втроём они едва помещались в убогом жилище. Герда рассказала финке свою историю, а та мигала, слушая её и не говорила ни слова – лишь смотрела на амулет.
— Ты мудрая женщина, — сказал олень. – Ты можешь, к примеру, увеличить её физическую мощь, дать её силу двенадцати богатырей?
— Зачем ей сила двенадцати богатырей? – сварливо спросила финка. – Она уже двенадцать лет в пути. Ей служат и люди, и Иные, ей служат вампиры и оборотни. Три магических артефакта дала ей с собой бабушка-колдунья, да только силы в них было – кот наплакал. Старые волшебные башмачки, ожерелье из мизинчиков и кусок оборотной шагрени. Герда сама придала им силу, они её лишь оформили – башмачки направили на верный путь, ожерелье оберегло от зла.
— А шагреневая кожа? – спросил любопытный олень.
— Достань, — велела финка.
Герда достала кусочек мягкой кожи и протянула финке.
— Обычная шагреневая кожа исполняет желания, отбирая за это годы жизни, — сказала финка. – В линиях возможного будущего шагрень ищет будущее желаемое, но цена велика… Эта шагрень – оборотная. Ты двенадцать лет была в пути, девочка, ты отказалась от детства и юности, от желаний и стремлений, всё ради любви. Оборотная шагрень впитала в себя двенадцать лет твоей юности, а молодость – огромная сила. Лишь одно желание исполнит оборотная шагрень, но зато – за желание уже заплачено!
Герда покрепче сжала драгоценную кожу в ладони. Сказала:
— Ты великая волшебница!
— Ты ошиблась дважды, — ответила финка скромно. – Всего лишь первый ранг, всего лишь ведьма.
— Что случилось с Каем? – спросила Герда.
— Заклятие, — ведьма пожала плечами. – Очень сложное, очень хитрое, очень своеобразное заклятие. Я слышала лишь об одном искуснике, кто может такое сделать. Видимо, он во всём и виноват, ведь его замок совсем недалеко и он десять лет как поселился там с молодой женой и приёмным сыном… Но вот зачем?
— Что зачем? – удивилась Герда.
— Зачем потребовалось разлучать двух детей? – спросила финка сварливо. – О, у тебя неплохой потенциал, второй-первый ранг, может быть и высший. У Кая, если я правильно прочла твои воспоминания, четвёртый ранг. Двое детей Иных, ну и что с того?
— Но Снежная Королева… — прошептала Герда.
— Далась тебе эта Снежная Королева, — всплеснула финка руками. – Человек в чёрном, вот кто все затеял! Он столь хитроумно увёл из дома мальчика Кая! Но зачем, зачем ему было вас разлучать? Убить вас для него – раз плюнуть! Обернуть к свету или тьме – плюнуть ещё раз! Сделать своими учениками, да ещё и восторженными…
— Плюнуть третий раз, — кивнула Герда. – Но если Снежная Королева полюбила Кая…
Финка захохотала.
— Или человек в чёрном… — покраснев прошептала Герда.
Финка от хохота стала бить себя по голым бёдрам ладонями. Отсмеявшись, сказала:
— Любовь – забава для молодых. Нет, девочка, не ищи там любви. Ты сможешь разрушить оборотное заклятье, что застряло в сердце и глазах Кая. И, наверное, сможешь вместе с ним уйти, ожерелье из мизинчиков – страшная сила, да и есть у нас законы, которые мы не нарушаем. Но если ты не поймёшь, чего хотел от вас человек в чёрном – твоя победа обернётся поражением!
— Спасибо, мудрая ведьма первого ранга, — сказала Герда. – Спасибо за приют и науку. Я пойду. Олень, ты отнесёшь меня к замку.
— Поесть не желаешь перед дорогой? – спросила финка.
— Нет, — подумав ответила Герда. – Чую, что придётся драться, а как говорила мне подруга, это лучше делать на голодный желудок.

— Знаешь, папа, — сказала Надя. – Когда сказка кончается, это немного грустно.
— Верно, — согласился я. – Но сказки всегда кончаются, когда начинается жизнь. Давай узнаем, как кончится эта сказка?
Дочь кивнула.
— «Кай остался один в необозримой пустынной зале, смотрел на льдины и все думал, думал, так что в голове у него трещало. Он сидел на одном месте — такой бледный, неподвижный, словно неживой. Можно было подумать, что он замёрз.
В это-то время в огромные ворота, проделанные буйными ветрами, входила Герда».

Красивая рослая женщина в белом платье в пол стояла на балконе бального зала. Человек в чёрном стоял рядом с ней. Насмешливо улыбаясь он следил за девушкой, что шла к юноше, сидящему посреди зала.
— Не боишься, что она развеет иллюзию? – спросила женщина небрежно.
— О, нисколечко, — ответил человек в чёрном. – Она видит то, что ожидала увидеть, а такую иллюзию никто не развеет. Стены из вьюги, потолок из северного сияния… Я хотел ещё добавить белых медведей в доспехах из метеорного железа, но решил, что это чересчур. Ещё начнёт с ними сражаться!
Женщина в белом вздохнула.
— Как я понимаю, ты не собираешься атаковать?
— Отважную крошку Герду? – возмутился человек в чёрном. – Разве я похож на злодея?
Герда подошла к бледному юноше, который застыл у ледяной глыбы с резцом в руках. Дотронулась до его плеча. Что-то прошептала. Юноша досадливо стряхнул её руку, что-то ответил.
— Сдаюсь, — сказала женщина в белом. – Нет, правда, сдаюсь! Ты истратил на никчёмного мальчугана, рядового Иного со Светлым потенциалом могущественный амулет. Нанял меня, как какую-то актриску, играть Снежную Королеву! Привёз сюда, в этот дурацкий старый замок. А тут холоднее чем в России, знаешь ли! Десять лет мы торчали среди снегов, и ради чего? Чтобы девчонка с медлительностью черепахи притопала сюда и увела мальчишку?
— Разве я мало тебя заплатил? – с укором спросил мужчина.
— Вполне достаточно. Твоя библиотека бесценна, я прочитала всё, чем ты соизволил поделиться.
— И даже кое-что, чем делиться не собирался, — насмешливо ответил мужчина. – Ладно, не будем мелочиться. Мне нравятся твои амбиции, а своя ведьма в Конклаве всегда пригодится.
Герда принялась целовать Кая. Тот неуклюже отпихивал её.
— У него, кстати, хороший потенциал скульптора, — сказала женщина, проигнорировав иронию мужчины. – Может с мрамором станет работать. И всё же, к чему всё это было?
— С чего ты решила, что я отвечу? – фыркнул мужчина.
— Да тебе самому хочется похвастаться, — ответила женщина. – Не встречала ещё ни одного мужика, который не похвалился бы удачной интригой. Я тебе не соперник, язык за зубами держать умею. Давай, мой снежный король. Хвастайся.
Мужчина вздохнул.
— Что ж, ты права. Дело в том, что я научился выводить Иных. Это была долгая работа, поверь. Кай и Герда – плоды трёхсотлетней селекции.
— Ого, — с уважением сказала женщина.
— И отчасти мои потомки, — добавил мужчина. – Всегда ведь стоит использовать самое лучшее.
— Хорошо, но я по-прежнему не понимаю!
— Важны не они сами, — сказал мужчина. – Важен ребёнок, которого они породят. Это и будет конечный результат. Но тут есть один фактор, на который я не могу повлиять.
— Любовь, — догадалась женщина. – Только настоящую любовь невозможно вызвать магией.
— Верно. Дело ведь не в физическом соитии, организовать это проще простого. Кай и Герда относились друг к другу как брат с сестрой, но это не проблема. Разжечь в молодых людях страсть можно без всякой магии. Но для успеха мне требовалась безумная любовь! Именно она приведёт к появлению Абсолютного Волшебника!
— Да ты с ума сошёл, — сказала женщина.
— Увидишь. Весь этот путь, который прошла Герда, все лишения и тяготы, ужасы и предательства, страхи и страдания, всё это нужно было для того, чтобы разжечь в ней любовь. Настоящую, безумную любовь! Наш бедный Кай, если уж начистоту, вторичен. Я надеюсь, что он и впрямь влюбится в хорошенькую смелую Герду без памяти, но это уже не столь важно.
Внизу, в зале, Герда достала из-под шубки кусок мягкой шагреневой кожи. И стала протирать им лицо Кая, потом приложила к его груди.
— Ого, как зарядила-то! – восхитилась женщина в белом. – Да, сотрёт она твоё заклинание… Но знаешь, Завулон, у тебя не получится. Я не скажу, как и почему, но твой план даст осечку.
— Предвиденье, Арина? – со скепсисом спросил мужчина.
— Нет, опыт, — ответила женщина. – С любовью не шутят. Ты слишком стар, ты это уже забыл, а я – помню. Что-то пойдёт не так. Что-то случится.
Она помолчала, а потом уверенно добавила:
— А может быть – уже случилось, просто мы ещё не видим…
Внизу, в бальной зале, которая казалась юноше и девушке километровым чертогом из ветров и метелей, мальчик Кай посмотрел на девочку Герду и воскликнул:
— Герда! Милая моя Герда!.. Где же это ты была так долго? Где был я сам? — И он оглянулся вокруг. — Как здесь холодно, пустынно!
Отбросив утратившую силу шагреневую кожу Герда повела Кая прочь, целуя в глаза, лоб, руки.
Женщина в белом и мужчина в чёрном молча смотрели на них сверху.
— Но где я же мог просчитаться? – тихо спросил мужчина.

Всё-таки «Снежная королева» — очень долгая сказка. Я перевернул последнюю страницу, когда понял, что дочь уже спит. Но на всякий случай продолжил читать, понижая голос и пропуская целые предложения.
— «…там уже ждал их северный олень. Он привёл с собою молодую оленью матку, вымя её было полно молока; она напоила им Кая и Герду и поцеловала их прямо в губы.
Вот перед ними и лес. Запели первые птички, деревья покрылись зелёными почками. Из леса навстречу путникам выехала верхом на великолепной лошади молодая девушка в ярко-красной шапочке и с пистолетом за поясом. Герда сразу узнала и лошадь — она была когда-то впряжена в золотую карету — и девушку. Это была маленькая разбойница…»
Закрыв книгу я негромко добавил, вставая:
— В общем, всё кончилось хорошо. Хорошие победили, как всегда. Плохие проиграли, поделом им. В сказках всегда так.
В жизни, конечно, сложнее.

Из леса навстречу путникам выехала верхом на великолепной лошади молодая девушка в ярко-красной шапочке и с пистолетом за поясом. Герда сразу узнала и лошадь — она была когда-то впряжена в золотую карету — и девушку. Это была маленькая разбойница.
И черноволосая девушка тоже её сразу узнала.
— Ишь ты бродяга! — сказала она Каю. — Хотела бы я знать, стоишь ли ты того, чтобы за тобой бегали на край света!
Кай глуповато улыбнулся и гордо обнял Герду за плечи. А Герда осторожно протянула руку и потрепала маленькую разбойницу по щеке. Сказала:
— Ты… победила?
— Делов-то, — небрежно ответила маленькая разбойница. Но глаза её были серьёзны и грустны. – Да. Шайку разогнала. Кто ушёл жить к людям, а кто перекинулся насовсем и подался в леса.
Герда не стала спрашивать, что стало с атаманшей разбойников. У оборотней свои законы.
— Ты что-нибудь слышала о принце и принцессе?
— С их замком случилось неладное, — отвечала молодая разбойница. – За одну ночь он весь оброс шиповником, таким колючим, что никто не мог выйти изнутри и войти снаружи. Впрочем, снаружи не особенно-то и пытались. Да что мы о всяких мелочах! Ты-то нашла свою любовь?
— Да, — сказала Герда, глядя ей в глаза.
— Ты поняла, за что стоит страдать, жертвовать, драться, идти на край света, расставаться с родными?
— Да, — ответила Герда.
— Ну здорово, — сказала маленькая разбойница, отводя взгляд. – Как-нибудь заеду в ваш город, навещу вас.
Герда кивнула:
— Обязательно навести.
Маленькая разбойница пришпорила коня и понеслась вскачь.
— Дикая какая-то, — изрёк Кай. – Тебе не кажется, что она – оборотень?
— У каждого свои недостатки, — задумчиво ответила Герда, думая о чём-то своём.

2016 г.