На самом деле, дорогие друзья, во вчерашнем выступлении Эрика Трампа на республиканской конвенции пиндосов есть любопытный момент, о котором чуть подробнее хотелось бы –

Это где он говорит: «Мы больше не верим, что правительство представляет наши интересы».

Начнём издалека.

Вообще, между среднестатистическим россиянином–традиционалистом и среднистатистическим традиционалистом–американцем (который в тамошней политике представлен как раз республиканской партией) очень много общего на ценностном уровне.

И тот, и другой — оба топят за семью в формате «мужчина, женщина и их биологические дети», честный труд, контроль за миграцией и возможность заниматься частным предпринимательством. Христиане, религиозны, но не агрессивно религиозны. Людей с психо–сексуальными девиациями камнями не побивают (ну, болеет человек, но если тихо–спокойно, то в целом пусть живёт), но политически ангажированное ЛГБТ не приемлют.

Оба настороженно относятся к глобалистским элитам и пугают соседей Швабами, дипстейтами и закулисными договорняками.

В целом и общем среднестатистический американец–традиционалист спокойно мог бы прижиться где–нибудь в российских городах и глубинках. И, если б не нынешняя политическая шиза в США, то и рядовой россиянин–традиционалист также спокойно мог бы сосуществовать с аборигенами где–нибудь в полосе американского мид–веста или даже крупных республиканских штатах вроде Флориды.

На бытовом уровне при сносном владении языком там культурного отторжения в принципе не возникает, скорее любопытство (вэр фром? Оу, Раша? Из ит колд ин Сайбирия?).

Но есть один момент — и он, вероятно, историческое обоснование имеет — в котором русский и американский традиционалист всегда разойдутся: отношение к государству, как к институту, обладающему монополией на насилие на конкретной территории.

В России, так повелось, к жёсткой и держащей ситуацию под контролем власти население относится скорее благосклонно, потому что «фух, наконец–то наверху порядок, можно заниматься своими делами, периодически сверяясь с новыми патчами к законодательству».

Это, вероятно, тоже исторически обосновано, потому что все успешные эпохи отечественного развития у нас никогда не были связаны с политическим плюрализмом — они были либо при сильных монархах, либо при сильных однопартийных генсеках, либо в нынешней конфигурации: с мощным президентом и одной суперпартией, обеспечивающей бесперебойную работу законодательного органа.

Но у американцев в силу их двухпартийной системы (партий там больше, конечно, но всего две дееспособные, так примерно с середины XIX века повелось) взгляд на государство как обезличенный институт власти всегда иной.

Для начала — потому что примерно половина населения с её политическими взглядами всегда будет находиться к этой власти в оппозиции: если сегодня кресло в Бледном Доме держит демократ, он будет проводить политику, отличную от республиканской платформы, вызывая недовольство примерно половины электората. И в обратную сторону оно ровно так же работает: когда в офисе сидит республиканец, его политикой будет недовольна демократическая половина избирателей.

Некоторое время этот эффект сглаживался более или менее последовательной внешней и внутренней политикой обеих партий, которые, изначально будучи аватарами военно–промышленного, энергетического и финансового сектора, одинаково охотились по миру за полезными ископаемыми, золотом и коммунизмом.

Но мир нестатичен — и со временем обе партии набрали в свои активы диаметрально противоположные идеологические фишки, после чего их показушное противостояние по типу телевизионного рестлинга переросло в полноценное политическое бодалово, которое мы наблюдаем сегодня: с периодическими погромами в городах, разделения штаты на красные и синие, BLM, миграцией и LGBTQ+.

Демократы топят за гендерное и расовое разнообразие, опираясь в предвыборных программах на мигрантов, ЛГБТ–шизов, им сочувствующих и ограничение права на владение огнестрелом. А республиканцы топят за семью, веру и усиленный контроль над границей. Плюс за огнестрел, разумеется.

Отыгрываемое веками политическое шоу вышло из–под контроля.

Ситуацию также усугубляет продолжительность президентского срока в США — всего четыре года или восемь дет, если особенно фартанёт.

Из которых у вновь избранного смотрителя звёздо–полосатой дурки пару–тройку лет обязательно уходит на исправление наследия предыдущей администрации: в основном это пересмотр принятых законов и международных договорённостей. Это даже по их предвыборным программам всегда можно отследить: каждый новый кандидат обязательно будет ныть, что предшественник оставил ему раздолбанную экономику и поломанный внешнеполитический трек, но если отменить вот тот законодательный акт и одобрить вот этот — дела пойдут в гору.

И так раз за разом.

И для рядовых американцев это что–то вроде ловушки собственной политической системы: и республиканцы, и демократы, разумеется, сегодня хотели бы, чтобы их партия и их кандидаты, работающие в нужном векторе, избирались раз за разом — не на четыре или восемь лет, а на двенадцать, шестнадцать и больше, преемственность курса и все дела (как это в России происходит).

Но при таком раскладе велик риск, что вторая половина американской популяции окончательно поедет кукухой. Тем более её также поддерживают мощные финансовые и промышленные круги, интересы которых по–прежнему надо уважать, и которых по–прежнему надо иногда подпускать к кормушке, чтоб они тоже могли поесть.

Поэтому вместо надежды на поступательное развитие во времени конкретной политической программы у американцев сегодня есть чехарда с постоянным переключением ультраконсервативных и ультрапрогрессивных политических скоростей.

Четыре года они едут направо, а потом восемь лет налево, потом опять четыре направо, четыре налево — оп, приехали к деду с деменцией, кажется, не туда свернули, снова право руля.

Как следствие, долгосрочное доверие правительству как обезличенному институту управления государством там просто не успевает сформироваться — все заранее знают, что пройдёт некоторое время, и американская туша снова обязательно разочарует одну половину избирателей, чтобы некоторое время порадовать другую.

У них поэтому же регулярно голова взрывается от конгрессменов–республиканцев, внезапно поддерживающих инициативы демократов, и наоборот — и начинаются разговоры про дипстейт, внутренние договорняки и политическое болото, которое надо осушить.

Так вот.

В этой схеме умеренный американец–традиционалист себя с властью также не ассоциирует. Ему даже право на огнестрел нужно именно потому, что он не доверяет свою безопасность государственным институтам. От государства ему по большому счёту нужна граница на замке, ужесточение миграционного законодательства, запрет ЛГБТ–повестки, уважение к его вере, ударный патриотизм с флагом и гимном везде, где можно, право на ношение оружия и минимальное вмешательство в его частную жизнь и предпринимательскую деятельность, если таковая имеется.

(Кстати, этот концепт почти полностью у пиндосов передрали современные рррусские националисты, которые по–прежнему ничего своего так придумать не могут).

А в нашей схеме, соответственно, отечественный традиционалист при более или менее адекватной власти спокойно будет с ней себя ассоциировать, доверяя ей и собственную безопасность, и регулярное вмешательство в частное предпринимательство.

Совпадая, при этом, с американцем и в части контроля за миграцией, и в части целостности границ, и в части отношения к ЛГБТ, и в части религиозности.

Коллективизм и непереводимая соборность с одной стороны и крайний индивидуализм с другой нашли своё отражение в российских и американских политических конструкциях.

У русских что ни век — они довольно органично объединяются вокруг одного сильного лидера и вместе с ним тащат, пока прёт, как единое целое. В этой парадигме могут поменять царизм на социализм, потом через век пересобраться в Федерацию, но принцип остаётся: ура, вроде нормальная власть нарисовалась, с ней топим до талого.

И вроде тысячу лет так пробежали, и пока что вроде прокатывало.

У американцев же нормальной, принимаемой всем обществом сразу власти быть в принципе не может, кто б там ни побеждал на выборах, для них политическая биполярочка, при которой в полной мере счастья не будет ни вашим, ни нашим — норма.

Сколько они в таком формате пробегут, сложно сказать, это довольно молодое государство, они только третью сотню разменяли — и уже ноют: фентанил, преступность, инфляция, инфраструктура разрушена, мужики у девочек спортивные медали отнимают.

И на всякий случай, дорогие друзья: как бы ни были похожи между собой русские и американские традиционалисты, мы с ними живём в двух больших и влиятельных государствах, конкурирующих за внешние рынки, мы с ними обречены раз за разом сталкиваться на мировой арене.

Просто чем лучше мы их традиционалистов понимаем, тем проще нам сталкивать их лбами со второй половиной американской популяции. Ну, и с их институтами власти в целом, чтоб у них поменьше времени было в нашу сторону активно думать. Так–то они поумнее леволиберах, конечно, и проблем от них не меньше будет, даже если Трамп хохлячий конфликт сумеет тормознуть.

Но не будем ныть заранее.

Хороших вам выходных!

[Орда] — родная, злобная, твоя