С чем мы боремся на Украине
Помните, в «Ревизоре» у Гоголя упоминали унтер-офицерскую вдову, которая, по словам городничего, «сама себя высекла». Глядя на потуги неудачливых идеологизаторов российского общества уничтожить идеологизированное общество Украины, я вспоминаю эту вдову. Они-то точно сами себя ежедневно секут и тем сыты бывают.
Что нам говорят идеологизаторы? Они утверждают, что без государственной идеологии устойчивое государство и общество априори не могут существовать. Таким образом, с их точки зрения, Россия по сравнению с Украиной является государством неполноценным, обречённым на разрушение. Ибо на Украине тридцать лет господствует государственная идеология, в то время как российские лидеры, несмотря на бешеное давление унтер-офицерских вдов, тридцать лет от введения общеобязательного единомыслия счастливо уклоняются.
Унтер-офицерские вдовы могут сказать, что с Украиной они борются, поскольку идеология там неправильная. Но это будет неправдой. Во-первых, изначально они ведут речь об абстрактной идеологии, какой-нибудь, лишь бы была. Во-вторых, не скажу, что большинство, но как минимум некоторые из идеологизаторов, пока Украина не начала на глазах расползаться по швам так, что «не замечать» этого стало себе дороже, приводили её в пример России как пример общественной консолидации на идеологической базе.
Но пойдём на уступку. Согласимся с тем, что национализм — неправильная идеология, хоть русские националисты это утверждение не поддержат. Что ж, у нас был опыт внедрения идеологии ленинизма. Хотя и искусственно приклеенное к нему упоминание марксизма некорректно, ибо от марксизма там осталось куда меньше, чем от социалистов-утопистов и французских мелкобуржуазных радикалов (якобинцев, кордельеров, депутатов Горы и Вершины) конца XVIII века. Началось это внедрение с крестьянских восстаний под лозунгом «Советы без коммунистов» (к тому времени коммунистами в России были только ленинцы-большевики), стабилизировалось в ходе стратегического идеологического отступления к НЭПу, укрепилось при помощи тотальных репрессий, достигло позднего цветения в ходе гниения «золотой осени» застоя и завершилось публичным сжиганием коммунистами своих партбилетов и низкопоклонством уставшего питаться одной идеологией народа перед Западом. На всё про всё хватило семидесяти лет.
Опытом альтернативной левой, полутроцкистской, постмодернистской идеологии неолиберализма с нами может поделиться Европа. За двадцать лет идеологизации она превратилась в тюрьму народов, каторгу интеллекта. В европейском обществе торжествует посредственность, охраняя свою власть при помощи столь открытых и жёстких репрессий, что мы (привыкшие к тому, что левые белые и пушистые, — это, мол, правые жестокая дрянь) извращённо называем левый либерализм либерал-фашизмом, хотя его корректнее называть либерал-троцкизмом, а ещё корректнее — вульгарным коммунизмом на службе вырождающейся олигархии. Да, как выяснилось к началу XXI века, олигархия для силового подавления общественного кризиса, угрожающего её всевластию, может нанять на службу любую идеологию (не только радикально правую, но и радикально левую).
Кстати, олигарх не обязательно должен быть страшно богатым. Олигарх — тот, чьё материальное благополучие, выделяющее его на фоне остального общества, неразрывно связано с доступом к власти. Ключевым здесь является не богатство, а власть. Абсолютная тотальная власть, которую обеспечивает идеологизированное тоталитарное государство. В этом отношении и коммунистические бонзы СССР с их смешными по нынешним меркам дачами и продуктовыми наборами, и вечно носивший простую оливковую форму Фидель, и лично скромный Гитлер были такими же олигархами, как Рокфеллеры или Сорос.
Олигархи всегда приходят к власти под лозунгом борьбы с олигархами при помощи единственно верной идеологии. У неё только название меняется, но суть — создание тоталитарного государства, закрепляющего господство идеологической олигархии — всегда остаётся прежней. Для претензии на власть и богатство в таком государстве необходимо быть идейно интоксицированным или мимикрировать под такового, как успешно мимикрировали под нацистов Порошенко и Зеленский, которых на деле интересовали только власть и деньги, радикальный же национализм использовался ими, поскольку давал доступ к власти.
На первом этапе в тоталитарном государстве наряду с идеологической олигархией ещё может существовать олигархия финансовая. Даже в СССР эпохи НЭПа работали иностранные концессионеры, вполне подпадавшие под определение олигарх. Гитлер свою финансово-промышленную олигархию полностью вычистить не успел, так как постоянно воевал и нуждался в их экономическом могуществе. Впрочем, он серьёзно ограничил возможности большого бизнеса вмешиваться в политику. «Деолигархизация» Зеленского убедительно демонстрирует, что в борьбе за власть идеологическая олигархия (даже если она представлена хамелеонами) побеждает олигархию финансово-экономическую.
При желании политика всегда может победить экономику, но следующим этапом будет гибель государства. Мы сейчас наблюдаем этот последний этап в идеологизированных олигархических государствах Европы и в США. Взрастив для удобства управления массами либеральный тоталитаризм, экономические элиты оказались быстро отодвинутыми от власти своими собственными идеологическими наёмниками. Вместе с ними интересы бизнеса, экономики, государства также отошли на второй план. Главными стали идеологические постулаты. Но государство не может стоять на схоластическом фундаменте. Если из-под него выбивается прочная экономическая основа, оно рушится.
Мы это в своё время прошли. Только у них руководящая идеология учит полигендерности и подавляющей индивидуальность толерантности. У нас же руководящая идеология определяла, когда, сколько и чего сеять в полях и огородах, не забывая подавлять индивидуальность коллективизмом.
Сами по себе коллективизм и толерантность неплохи. Опасность заключается в провозглашении этих или любых других идей и символов абсолютным, окончательным признаком вселенского добра, а всего, что этому противостоит и всех, кто с этим не согласен, абсолютным злом.
В идеологизированном государстве разрушаются политические партии, теряя твёрдую основу системы политических и экономических взглядов, на которых зиждилась их поддержка заинтересованной частью общества. При этом происходит обязательная радикализация политической системы: консерватизм превращается в фашизм, коммунизм и социализм — в большевизм, национализм — в нацизм, либерализм — в тоталитарную толерантность.
Идеологизированное государство любезно олигархату ещё и тем, что в нём разрушаются общественные связи, общество раскалывается по принципу верности государственной идеологии. Причём атомизация не останавливается до тех пор, пока всё общество, включая правящую партию, не потеряет способность к консолидации.
Идеология создана для борьбы, для того, чтобы «наших» отличать от «не наших». Как только заканчивается очередная порция «не наших», идеологической машине требуется очередной враг, которого немедленно находят в собственных рядах. Борьба с уклонами — вечный удел идеологического центра идеологизированного государства. Его идеал — гражданин-шизофреник, у которого уклоны и линия партии соседствуют в одной голове и который изо всех сил борется сам с собой.
Обществом, в котором господствуют недоверие и поиск идеологических диверсантов, проще управлять, тем более что идеологическим диверсантом (врагом народа) может быть объявлен каждый.
Обычно когда нам говорят о благодетельности единой государственной идеологии, имеют в виду либо радикально-коммунистическую, либо леволиберальную. В России даже бывшие майданные нацисты левеют, но деиделогизироваться не хотят. Наоборот, с удвоенным рвением начинают бороться за идеологизацию России. Национализм в многонациональной России не моден, ибо опасен для её территориального единства. Такая крайняя форма консерватизма, как фашизм, вызывает у нас острую идиосинкразию ещё с Великой Отечественной войны.
Монархизм не является идеологией. Это форма правления. Монархия, как и республика, может быть консервативной, либеральной, левопрогрессистской. Может скатываться и в тоталитарные формы, но это крайний случай, ибо монархия как форма более устойчива и не требует постоянной легитимации на выборах. В классической монархии монарх рассматривается как представитель всех граждан перед Богом. Его обязанность поддерживать основанную на традиции справедливость. Плохое или ненадлежащее исполнение этой обязанности позволяет обществу поднять вопрос о замене монарха или полной смене формы правления.
Опыт Европы и США вновь свидетельствует о том, что современное левацтво путь к леволиберальной идеологии тоталитарной толерантности. Если мы выбираем этот путь, то зачем боремся с Украиной, которая хоть и создала у себя тоталитарное государство нацистского образца, декларирует приверженность европейскому леволиберальному тоталитаризму.
Если мы желаем на первое место вывести государственную идеологию, тогда нам надо двигаться по пути Украины, которая уже прошла почти весь путь существования тоталитарного идеологизированного государства: от создания до распада. Но я всё же считаю, что у нас с Украиной непримиримые противоречия. В таком случае и попытки идеологизации российского общества должны быть осуждены как его умышленное омайданивание и обукраинивание.
В общем, с крестиком и трусами надо как-то разбираться. И чем быстрее мы это сделаем, тем лучше. В конце концов, Путин во власти не вечен, а будет ли его преемник столь же стоек перед требующими идеологизации «прозревшими» активистами-общественниками с опытом майдана и Болотной площади, мы не знаем.
0 комментариев