Как учил нас товарищ Томас Стернз Элиот, есть один поразительный парадокс: «Чем больше ты стремишься в искусстве отстоять свою оригинальность, чем более ты искренен – тем больше впадаешь в пошлость и в избитые штампы. И наоборот, следуя заветам литературных предков, встраиваясь в традицию, ты почему-то обретаешь в поэтическом языке неповторимую индивидуальность».

Мы, консерваторы, буквально вытягиваемся во фрунт, когда такое слышим. Отдельный интерес представляют собой реакции юных рэперов, когда им такое говоришь.

Вот, например, вы знаете, почему Пастернак — плохой переводчик? А то мне каждый раз, как я про Шекспира, заводят про Пастернака.

Нет, я не буду приводить примеры уплощения, спрямления, — или, наоборот, искривления — вульгаризации, прямого искажения Шекспира, потому что это всегда можно объявить «цеплянием к мелочам» и «лаем на слона». Пастернак, что уж там, слон безусловный, но слон отечественной, русскоязычной традиции, что, собственно говоря, и мешает ему войти в посудную лавку любой другой. Он берёт Шекспира — Китса, Гёте, кого угодно — и превращает их в Пастернака, только осколки хрустят.

Жуковский нам на беду в своё время назначил переводчика в прозе рабом, в поэзии соперником, и это почему-то приняли безоговорочно, не делая скидок на романтическую тягу к хлёстким формулировкам поперёк здравого смысла. Вяземский по этому поводу прекрасен, как прекрасен и по всем прочим:

«Шиллер не брался за дело Фосса: такой перевод не дело поэта, каков Жуковский, а дело хорошего стихотворца и твердого латиниста. Жуковский себя обманывает и думает обмануть других: в таком труде (поистине труде) нет разлития жизни поэтической, которая кипит в нем потаенно. Ее подавай он нам, а не спондеи считай по пальцам и не ройся в латинском словаре. В таком занятии дарование его не живет, а прозябает; не горит, а курится, не летает, а движется».

Вот это «перевод не дело поэта» идеально описывает то, чем плохи переводы Пастернака. Нет в нём необходимого смирения перед оригиналом, нет желания быть ему покорным слугой и тщательным пере-водчиком, он всегда пере-делыватель, навязывающий чужому тексту себя во всём, от выбора лексики и построения фразы до звучания.

Как человек театральный скажу, что играть, произносить текст Пастернака — всё равно что катать квадратное. Борис Леонидович как поэт верил в благую силу занозистости, мешающей словам гладко скользнуть, не впиваясь смыслом в мозги; его святое авторское право, но шекспировский текст не таков, он дышится, согласуется с сердечным ритмом и сам несёт актёра, как волна сёрфера, только держись.

Здесь доброжелатели сообщают преподавателю зарубежной литературы, что перевод ВСЕГДА есть произведение переводчика, а не оригинального автора; преподаватель, поражённый этой «оригинальной» мыслью — падает, его уносят. А дважды два четыре, но это не даёт переводчику права думать, что он сделает лучше оригинала, тем более, когда его оригинал — Шекспир.

Пастернак так думает, он через строку отпихивает Шекспира локтем: уйди, Уильям, я сам.

В своё время, объясняя, зачем взялся за «Гамлета», Борис Леонидович, желая убрать с доски перевод Лозинского, сказал, что Лозинского следует читать тем, кто, не зная английского, хочет знать, что там у Шекспира; большей похвалы переводу придумать нельзя, но сейчас не о том. Прежние переводы, если читать статью Пастернака дальше, якобы не давали главного — «представления о силе оригинала».

Оно, может, и красиво звучит, вот только у текста нет никакой объективной «силы». У него есть слова, которые хорошо бы соблюсти, и их значение, которое хорошо бы передать. Или иди, напиши лучше, раз думаешь, что можешь, но напиши своё.

Но со своим что-то не складывается. Катать квадратное неудобно, никто и не хочет этим маяться.

А тем временем на этом вашем Западе премьеру нового фильма Гая Ричи «Операция «Фортуна»: Искусство побеждать» отложили, чтобы убрать упоминания об украинских гангстерах.

Национальность преступников решили изменить, чтобы «не травмировать зрителей», сообщает Daily Mail.

Издание уточняет, что боевик стоимостью £125 млн должен был выйти в прокат ещё в январе 2022 года, но затем релиз перенесли на март, а теперь и вовсе на конец года.

Создатели картины решили вырезать из ленты все сцены, где упоминается национальность гангстеров, обладающих «смертоносным оружием».

«Украинцы! Я внедрюсь в банду украинцев!» ™

Главное перед внедрением — не забыть отупеть, и научиться одевать на голову кастрюлю.