Кто съел маму Золушки, почему смерть Кощея так загадочно спрятана и почему в изначальной версии мифа Спящую Красавицу не только э-э-э целовали, чтоб разбудить.

Прежде всего немного теории. Миф и сказка — понятия не тождественные. В.Я. Пропп об этом говорит так: «Сказка имеет развлекательное значение, миф – сакральное». Миф, прежде всего, выполняет важные социальные функции, лежит в основе мировоззрения определенной общины.

Миф поясняет, как жить в соответствии с божественным порядком. Пропп делает такие выводы: “Миф есть рассказ религиозного порядка, сказка – эстетического. Миф есть более раннее образование, сказка – более позднее».

Другой ученый И.М. Тронский говорит об этом так: «миф, потерявший социальную значимость, становится сказкой».

Если вы обратите внимание, в сказке почти всегда есть мораль, то есть она так же носит назидательный характер. Однако сюжеты очень часто необъяснимы с точки логики.

Вспомните сказку про яйцо, например: сначала сами его били, не разбили, а как мышка бежала и махнула хвостиком, то стали рыдать. Это потому, что сказка утратила свое первоначальное сакральное значение, табу и символы в ней уже не ясны.

Почти любая волшебная сказка, если вы обратите внимание, имеет табу, которое нарушается, момент расплаты и дальнейший выход из ситуации. Но давайте перейдем к примерам.

Самая известная сказка — это, пожалуй, Золушка. Тут мы имеем классику “женской сказки”.

Уже упомянутый выше Пропп выделил семиперсонажную схему классической сказки: антагонист, герой (героиня), ложный герой, отправитель, даритель, помощник, царевна (царевич). Если вдруг в сказке кого-то нет, его функции берет на себя другой персонаж.

Сестры Золушки — это, например, ложные героини: они едут на бал и, казалось бы, должны познакомиться с принцем.

Вообще думаете, что это еще безобидная сказка? Тогда скажите мне, куда делась мама Золушки? Сказка в своем классическом варианте дает лаконичный ответ: умерла.

Но тут держим в голове, что большинство сюжетов нам известны в обработке братьев Гримм и Шарля Перро, которые, как мы позже еще убедимся, сказки сильно адаптировали.

По всему миру известно огромное количество сюжетов про Золушек. И если покопаться в более древних возможных истоках сказки, то можно узнать, что в греческой Little Saddleslut мать убивают… сами сестры. “А давайте, чье веретено упадет, того и съедим!”

Первая роняет веретено мать, а затем это происходит еще несколько раз. Лишь младшая заступается за нее, однако безрезультатно. В этой же сказке именно мать впоследствие становится дарительницей, а не крестная, вознаграждая младшую. Да… мертвая мать.

Местная Золушка собрала ее кости, окуривали ладаном, а затем нашла на их месте подарок. Наша любимая рубрика бытовая некромантия.

В ряде других сказок мать девочки обращается в животное из-за нарушения табу и снова становится чьей-то едой.

Как мы видим из этих сказок, они тесно связаны с темой каннибализма, который на определенном этапе развития человеческого общества стал ассоциироваться с персонажами нижней мифологии и, соответственно, стал табу.

Золушка таит еще много загадок. Например, Леви-Стросс находит в мифологии индейцев такую фигуру как «Золик», «Мальчик золы». Истории про него имеют схожий мотив с самой Золушкой: чтобы добиться успеха в жизни, надо получит опыт противоположного.

Другой ученый Веселовский в контексте Золушки вспоминает эстонскую легенду о том, как солнце на ночь прятали, чтобы «не случилось беды», укрывая его золой. Зола во многих мифах выполняет сакральную функцию.

Например, дарует невидимость или возможность… общаться с мертвыми и путешествовать в загробные миры. Пропп пишет: «Переодевание героя, обменивание одеждой с нищим и пр. есть частный случай такой перемены облика, связанной с пребыванием в ином мире.»

Опять у нас какая-то некромантия.

К слову, столкновение в сказочных сюжетах двух женщин из разных поколений — это следствие того, что «большая патриархальная общинная семья, являя собой переходную форму семейных отношений, возникшую на стадии разрушения первобытнообщинных порядков.., вызвала к жизни самые понятия о мачехе и падчерице… Большую патриархальную общину раздирали постоянные семейные противоречия и вражда домочадцев: из-за наследства спорили жёны, спорили их дети.» (В.П.Аникин)

Давайте рассмотрим еще одну известную европейскую сказку — Спящую Красавицу. Тут есть уже знакомый нам мотив расплаты за нарушение табу: красавица колет палец веретеном, хотя и знает, что ей нельзя к ним приближаться.

Веретено являются символом жизни и непрерывности времени. М. Шнайдер пишет, что «веретено является атрибутом Великой матери, которая прядёт внутри каменной горы или у подножия Мирового дерева». Тут мы вспоминаем Мойр, Норн, а еще есть римские Парки и наши Рожаницы.

Таким образом Спящая Красавица расплачивается за нарушение серьезного табу — табу, связанного с самой жизнью и смертью, с судьбой человека.

К слову, в традиционном украинском обществе, например, было много запретов, связанных с пряжей в определенные периоды года или дни, особенно дни с «женскими» названиями — например, у П'ятницю.

Но вернемся к Спящей Красавице. Некоторые исследователи видят в ней мотив инициации, то есть перехода от одного социального статуса к другому. Во многих племенных общинах перед тем, как жениться, юноши и девушки проходили специальные обряды.

Вообще почти в любом обряде инициации (не говорим сейчас только о брачных ритуалах) была условная стадия «смерти» как возвращение к первоначальному состоянию эмбриона. Смерть в обряде инициации — момент потери детской независимости. И за ней следует возрождение.

И если мы добавим, что в изначальной версии сказки о Спящей Красавицы была весьма нелицеприятная сцена эээээ соития со спящим телом, которую сказочники (спасибо им) слегка отцензурили и заменили на поцелуй, то все становится на свои места.

Спящая Красавица — сказка о инициации женщины, ее символическом переходе в брак, во взрослую жизнь. Умирании в старой роли — роли ребенка — и переход в новую роль. Роль женщины, жены, матери.

Самый первый признанный вариант сказки обнаружен в XIV веке во французском романе «Персефорест», и там есть сцена того, как заблудший король вспыхивает страстью к спящему телу. Но Шарль Перро решил, что это слишком.

Вообще рекомендую книгу «Пробуждение спящей красавицы. Психологическая инициация женщины в волшебных сказках», Римма Ефимкина. Это книга психотерапевтки, но она очень детально разбирает архетипы и суть инициации.

UPD: Шарль Перро основывал свою сказку на сказке Джамбаттисты Базиле «Солнце, Луна и Талия», и да, там со Спящей Красавицей не только спали, но и она даже родила детей во сне, а очнулась лишь тогда, когда ребенок высосал из пальца занозу.

Вообще «женские» сказки довольно типичны и по сюжету, и по набору персонажей, и часто изображают сложности внутрисемейных отношений при столкновении двух женщин из разного рода. Давайте возьмём что-то отвлеченное, например, поговорим про… Колобка.

Дед и Баба, женское и мужское начало создают Колобка, т.е. солнце. Довольно классическая космогония. Само путешествие Колобка по лесу, вероятно, связано с календарем. Встреча с Лисой — пушистым, зимним животным (ведь зимой мех лисы наиболее ценен) это встреча с самой Зимой.

А Зимой солнце закономерно умирает, ведь день становится коротким и ночь входит в свои права. Есть ещё версия сказки, где все животные откусывали от солнца по кусочку — это символизирует то, как сокращается день с начала лета и до начала зимы.

Колобок — сказка с космогоническим мифом в основе, которая, как считают некоторые исследователи, связана с промысловым календарем охотников. Вообще эта сказка сохранила в себе очень много черт мифа, ведь, похоже, служила для осмысления движения Солнца.

«А что с сучим яйцом и мышью в сказке о Курочке Рябе?» — спросит пытливый читатель. О, это про тотемизм и смерть. Об этом пишет С. Агранович. Золото в данном случае — символ смерти, яйцо — символ жизни. Золотое яйцо — оксюморон: не-жизнь, поэтому его нужно уничтожить.

Дед и баба как символ человечества не в силах это сделать, однако Мышь как животное-медиатор между миром живых и миром мертвых успешно справляется с задачей. В одной из версий сказки Дед и Баба позже радуются появлению обычного яйца — ведь это уже символ жизни.

Очень банальная вещь, о которой все уже писали до меня, но все же: Баба Яга — это мертвец с отсылкой к воздушным захоронениям, которые были популярны в основном в местах, где зимой земля сильно замерзала.

Поэтому очень часто она слепая; она не видит, она чует, так как для мертвеца запах живого человека триггер. Изба на курьих ножках — место захоронения. Костяная нога — очевидная отсылка, подтверждающая эту гипотезу. А вот с Кощеем все несколько запутаннее.

Начиная с этимологии слова Кощей, ну или Кащей. То ли это производное от слова «кастить», то есть пакостить, то ли от тюркского kosci (отрок) + ряд исследователей считают, что в Кощее видно отсылки к Карачуну, с которым прослеживаются сходные мифологические сюжеты.

Слово «кощей» в XII веке означало раба, пленника и также встречается в «Слове о полку Игоревем». Вероятно, он связан с водой, так как, выпивая ее, способен разорвать цепей. Также его связывают с мифом о Змее, хранителе Мирового Яйца.

Убийство Кощея культурным героем обозначает конец хаоса и начало первопорядка. Вот вам и смерть в яйце (новая жизнь, новое начало). Сундук на дубе, вероятно, отсылает нас к мифу о Мировом Древе, а препятствия, которые должен преодолеть герой, тоже символичны.

Красавицы, похищаемые Кощеем — символ продолжения человеческого рода, а поэтому сам он несёт угрозу человечеству. Хранителями иглы и яйца выступают все представители разных стихий и миров: утка — воздух, море-океан — вода и т.д.

Оказываясь у дуба, герой оказывается у истоков мироздания.

Что до иглы, в некоторых мифах змеи умели оборачиваться ей; игла — магический амулет и одновременно инструмент порчи.

Нередко именно женщины становятся источником Кощеевой погибели, выведывая у него секрет. Они — продолжатели рода. Новая жизнь и новый порядок в сказках побеждают хаос.

Помните сказку Андерсена «Дикие лебеди» про сестру и ее братьев, которым она вязала рубашки из крапивы? Меня в детстве дико пугала эта сказка. На самом деле сказка насыщена христианским подтекстом. Особенно, если читать в оригинале.

Набожная героиня противопоставляется неискреннему архиепископу, который неверно толкует божественные знаки. Над ней не властны злые чары ведьм, ведь в Библии написано, что истинно верующему не страшно колдовство, своей верой и трудолюбием она побеждает чары.

Андерсен вообще очень любил религиозную символику. Например, в Дюймовочке Крот, Жаба и Жук символизируют Меркантильность, Чревоугодие и Праздность. Везде проскальзывает легкий флёр симпатий к христианским добродетелям и закономерная награда за них.

Если вспомните, в сказке про диких лебедей есть момент, когда девушке надевают на голову обруч, который ей давит; это аллюзия на терновый венец, ведь она тоже безропотно сносит страдания.

А как Элизу ведут на казнь, обвинив в ведьмовстве, и горожане потешаются над ней? Тут вам и инквизиция, и новозаветные страдания в духе Христа.

Русалочка вообще любопытная вещь. Тут есть жирная отсылка алхимику Парацельсу, который утверждал, что «Морская Дева может получить шанс обрести бессмертие и попасть в Рай, если только свяжет себя узами брака с человеком.»

Тему позже развивают Фридрих де Ла Мотт в своей «Ундине», а затем — Андерсен и Оскар Уайльд.

Дело в том, что по канонам церкви у русалок не может быть бессмертной души. Однако благодаря преданности, жертвенности и благородству Русалочка ее получает.

Так что не «Русалочка умерла из-за мужика», а «обрела бессмертную душу и, вероятно, Царствие Небесное». Во всяком случае ей предстояло 0 лет вершить добрые дела в виде доброго духа, прежде чем попасть в Рай, но она явно была не против такой перспективы.

Ну и давайте о чем-то отвлеченном, без любви и принцев. Например, об обаятельном Коте В Сапогах. Стоит ли говорить, что он трикстер? Вообще сюжет о бедняке, который с помощью животного женится на царской дочери очень популярен.

Зверем-помощником в разных версиях сказки выступает Кот, Лиса, Шакал и Обезьяна — довольно типичные трикстеры. В филлипинской сказке невеста, кстати, вскоре после свадьбы умирает, не выдержав уродства мужа, а тот со своим верным помощником начинает весело править вдвоём.

Хотя герой пассивен и всю работу за него делает помощник, вероятно, это отсылка к шаманским обрядам, когда шаманы, используя различные зелья и трансовые состояния могли обращаться животными. То есть животное тут выражение качеств самого героя.

Таким образом в основе сказок лежат мифологические и религиозные сюжеты, нередко потерявшие своё первоначальное значение. Сказки не всегда поддаются логическому объяснению, но часто обретают его, если подойти с точки зрения мифа.

На сим, пожалуй, остановимся, потому что так можно продолжать долго.