Вот интересный вопрос: можно ли всё ещё говорить о пролетариате, настоящем рабочем классе в современной России? Или же он в целом деклассирован, обращён в люмпенов, разнорабочих и безработных?

Отвечает Александр Тарасов:

Вопрос о пролетариате – это излюбленная тема наших постсоветских «левых». Их хлебом не корми, дай только кого-нибудь назначить «пролетариатом». Поскольку они где-то слыхали, что, по Марксу, пролетариат – это революционный класс, революционный субъект. А без революционного субъекта не бывает революции.

Самый распространённый вариант – это назначение «пролетариатом» наёмных работников вообще. Такое назначение наши «левые» производят регулярно и независимо друг от друга (создаётся впечатление, что они друг друга – и вообще почти никого, кроме себя – не читают и, судя по тому, как каждый гордится своим «открытием», не подозревают, что повторяют уже сто раз сказанное). Между тем к наёмным работникам относятся даже топ-менеджеры, получающие зарплаты в десятки и сотни тысяч долларов (плюс сравнимые по размерам премии и ещё бóльшие «золотые парашюты»). Да что там: сам Путин формально – наёмный работник (его работодателем является государство)!

Кроме того, наши «левые» постоянно путают понятия «пролетариат» и «рабочий класс». Между тем это не одно и то же. В Советском Союзе был рабочий класс, но этот рабочий класс (после нэпа) не был пролетариатом. Пролетариат вообще – диалектическая пара буржуазии; если нет буржуазии – нет и пролетариата. Об этом знали даже советские пропагандисты, поэтому они никогда не называли советских рабочих «пролетариями».

Пролетарий – это не просто тот, кто не имеет в собственности средств производства и капитала и вынужден продавать свою рабочую силу (жить на зарплату), чтобы не умереть с голоду.

Это, во-первых, тот, кто занят в производительном секторе экономики, – иначе у нас и пономарь или дьячок в церкви (или – если в мусульманской республике так понятнее – азанчи, муэдзин) попадут, как это ни смешно, в «пролетарии»!

Во-вторых, это тот, кто, лишившись работы, в ближайшем будущем (ближайшем, то есть в течение недель, а в худшем случае и дней) оказывается перед перспективой голодной смерти (и ситуация ещё трагичнее, если ему надо содержать семью). Следовательно, человек, имеющий в собственности жильё (которое можно сдавать внаём – даже часть его – и с этого получать доход); человек, у которого есть автомобиль, позволяющий «калымить», «таксовать» (или сдавать в аренду другому – и с этого тоже получать доход); человек, у которого есть участок земли, хоть сколько-то заметный счёт в банке, имущество, полученное в наследство от родственников, акции и т. п., не может считаться пролетарием.

Более того, высококвалифицированный наёмный работник, такой, кого нельзя уволить и моментально заменить другим (так как этого другого в ту же секунду не найдёшь), тоже не является пролетарием: его высокая квалификация, полученное им образование выступают в качестве капитала (а капитал при капитализме – это особая форма товара; капитализм вообще всё стремится обратить в товар – даже то, что, как нам кажется, товаром быть не может или не должно; это явление называется коммодификацией).

Наконец, рабочий, который теряет работу, но которому не грозит голодная смерть – из-за пособий по безработице, социальных пособий и т. п., – тоже не может считаться пролетарием.

Наши (да часто и зарубежные) «левые» готовы назначить «пролетариями», например, программистов, в то время как нормальный программист обычно имеет возможность выбора (он выбирает себе работодателя), в то время как в случае с истинным пролетарием всё происходит строго наоборот.

Пролетарий – это не награда, как думают диванные «революционеры», пролетарий, как прямо писали основатели марксизма – это проклятие, это наказание, это трагедия.

Рабочий – более широкое понятие, чем пролетарий, пролетарий – это лишь один из видов рабочего. Во времена Маркса не только в Германии, но даже и во Франции большинство рабочих вообще составляли не пролетарии, а ремесленники (хотя сами себя эти ремесленники и именовали «пролетариями»; я подробно разобрал этот вопрос в статье «Мать беспорядка» – в журнале «Неприкосновенный запас», 2009, №5). Ошибочное совмещение понятий «рабочий класс» и «пролетариат» порождено, видимо, тем, что в разных европейских странах (Франции, Англии, Германии, Италии, Нидерландах) один и тот же социальный класс уже в предшествовавшей Марксу социалистической литературе именовался разными терминами (где-то одним, где-то другим) – и в переводах «Манифеста Коммунистической партии» в результате оказались использованы оба названия.

Мало кто сейчас знает, что во времена Маркса типичный пролетарий не только полностью и тотально зависел от воли хозяина и был практически не защищён трудовым законодательством, не имел, конечно, ни оплачиваемых больничных листов, ни отпусков, ни компенсации за производственные травмы и т. п., но и был абсолютно не уверен в завтрашнем дне в буквальном смысле слова: пролетария обычно нанимали на один день (и в конце каждого дня с ним расплачивались). Наём на неделю считался счастьем – это была гарантия, что целую неделю будет на что жить. Да, конечно, наниматель предпочитал брать на работу одних и тех же людей – новичков надо было вводить в курс дела, обучать, они не знали разных мелких особенностей производства, были «неуклюжи» и т. п., но любой рабочий в любой момент мог лишиться работы (из-за ухудшения здоровья, из-за «строптивости» и т. п.), то есть оказаться на грани голодной смерти. И если потом ситуация изменилась – то исключительно в результате систематической коллективной борьбы рабочих за свои права.

Если мы сейчас оглянемся вокруг себя (во всяком случае, в России), мы увидим очень мало таких рабочих, которые подходят под Марксово понимание пролетария. Это не значит, что их нет, но достаточно очевидно, что они являются абсолютным меньшинством наёмных работников (в том числе и рабочих). Более того, подавляющая часть из них является иностранными рабочими (которых в России называют стыдливым германским термином «гастарбайтер»), а эти рабочие, не будучи в огромном большинстве гражданами России, не живущие здесь постоянно и не имеющие здесь семей, по понятным причинам не участвуют в политической жизни страны. К тому же современная российская буржуазная статистика и социология намеренно не дают реальных цифр в этой области и намеренно запутывают картину, то есть обманывают население. Я писал об этом подробно в статье «“Второе издание капитализма” в России».

Конечно, это не значит, что ситуация никогда не изменится. Пролетарий – самый выгодный для капиталиста, самый дешёвый вид наёмного работника. Кроме того, процесс ликвидации остатков советского социального государства ведёт к отъёму собственности (в том числе недвижимости) у огромного числа наёмных работников в России. Но когда именно ситуация изменится так, что мы сможем смело утверждать, что в России появился новый массовый пролетариат, сегодня сказать не сможет никто.

Итак, резюмирую: рабочий класс в России есть (пусть даже численность его постоянно сокращается в процессе деиндустриализации и общей экономической деградации страны). Но этот рабочий класс – не пролетариат.

Пролетариата как класса в сегодняшней России нет.

Но и это не всё. Даже и пролетариат при капитализме – лишь потенциально революционный класс. Для того, чтобы пролетарии стали революционной силой, они должны быть вооружены революционной теорией, революционным сознанием. Как известно, само по себе такое сознание не возникает. Ленин давным-давно доказал, что хотя капиталистическая эксплуатация толкает рабочих на классовую борьбу, собственное коллективное сознание рабочего класса может подняться лишь до тред-юнионизма, то есть до такой формы классовой борьбы, как борьба экономическая. А для того, чтобы эта борьба возвысилась до борьбы политической, необходимо индоктринирование сознания рабочих внешней силой – теми, кто имеет возможность (время, знания, способности) разрабатывать соответствующие теории (то есть идеологами).

На самом деле это касается не одного только рабочего класса, это справедливо для всех общественных классов.

Хотя экономическая борьба (в частности, забастовочная) в современной России наблюдается (и число забастовок медленно, но растёт), абсолютное большинство рабочих обладает буржуазным (мелкобуржуазным) сознанием. На это не раз сетовал один из самых известных современных российских профсоюзных вожаков Алексей Этманов. Именно по этой причине даже просто подлинное профсоюзное движение в России слабо, развивается невероятно медленно (рабочие не хотят бороться за свои коллективные – даже законные – права, не говоря уже о проявлении солидарности) и пока что абсолютно проигрывает проправительственным «жёлтым» профсоюзам ФНПР (о ФНПР как части Системы я подробно рассказывал в статье «ФНПР Corp.» в журнале «Неприкосновенный запас», 2006, №4–5).

И ситуация пока что лишь ухудшается, так как на смену рабочим «советского образца» (пусть и мелкобуржуазно настроенным, но хотя бы достаточно образованным) приходят рабочие постсоветские, настроенные ещё более мелкобуржуазно, но уже практически необразованные (см. об этом прекрасную статью Ивана Лещинского «О современных рабочих»), да к тому же зачастую изначально алкоголизированные и наркотизированные (то есть с пораженной ЦНС).

Эти рабочие, тотально зависимые от правительственной и иной антикоммунистической пропаганды (один левый активист, работавший на моторном заводе в Ярославле, рассказывал мне, что другие рабочие считали его сумасшедшим, потому что он против капитализма: как можно – ведь западные фирмы выпускают такие хорошие автомобили!), даже став пролетариями, не приобретут революционного сознания. В том числе и потому, что они, как правило, считают свою работу на заводе временной, результатом неудачного стечения обстоятельств и тешат себя иллюзией, что когда-нибудь эта «чёрная полоса» закончится.

Это, между прочим, одна из причин чудовищной текучести кадров, которая наблюдается сегодня на многих российских предприятиях. Власти, кстати, в такой текучести заинтересованы: если на предприятии никак не может сложиться стабильный коллектив, можно быть уверенным, что рабочие этого предприятия не будут коллективно бороться за свои права.

Подобное явление – массовое восприятие своего статуса рабочего как «временного» – в истории известно: оно наблюдалось, например, в США после II Мировой войны – и в результате профсоюзные организации США превратились в «приводной ремень» американского империализма и рассадник пещерного антикоммунизма.

То, что буржуазное (мелкобуржуазное, мещанское) сознание является надёжной опорой оппортунизма в рабочем движении, известно давно. Лариса Рейснер, находившаяся на подпольной работе в Германии в 20-е годы, специально отмечала, что, помимо прямо предательского поведения немецких социал-демократов, одной из важнейших причин поражения революции в Германии было широкое распространение в рабочей среде мещанства, которое, как она выражалась, «просочилось» и «просалило» немецкий рабочий класс.

При этом в России есть всякие догматические (сталинистские, но не только) «пролетаристские» и «рабочистские» группы, совершенно оторванные от реальности и состоящие, конечно же, не из пролетариев, и эти группы в своих текстах упоминают пролетариат через слово, клянутся ему в верности и даже объявляют себя его «авангардом». Самый известный пример: Революционный коммунистический союз молодёжи, РКСМ(б) – молодёжная организация сталиноидной Российской коммунистической рабочей партии в составе КПСС (РКРП–КПСС), бывшей Российской коммунистической рабочей партии – Российской партии коммунистов (РКРП–РПК).

Материал: partia-partia.livejournal.com/67415.html